Он так говорил: - Что хочу - облюбую, А что не хочу - недостойно погони. - Казалось, не глину он мнет голубую, А душу живую берет он в ладони.
Ваятель, Влюбленный в свой труд до предела, Подобен слепому: Он пальцами ищет Для светлой души совершенное тело, Чтоб дать ей навеки живое жилище.
Не сразу, Не сразу почувствовать смог он, Не сразу увидеть пришедшие властно: И девичий профиль, И девичий локон, Капризную грудь, Задышавшую часто...
Но тщетно! И, верен привычке старинной, Он поднял над нею дробительный молот За то, что в душе ее - глина и глина... За то, что в лице ее - холод и холод...
Нам жизнь благодарна Не славой охранной, А мукой исканий, открытьем секрета... Однажды, На мрамор взглянув многогранный, Ваятель увидел в нем девушку эту.
Невольно тиха И невольно послушна, Она, полоненная, крикнуть хотела: "Скорее, скорее! Мне больно, мне душно, Мне страшно! И мрамор сковал мое тело".
- Не будешь, Не будешь, Не будешь томиться, Ты видишь, как рад твоему я приходу! - Схватил он резец, Словно ключ от темницы, И к ней поспешил, Чтобы дать ей свободу.
Заспорил он с камнем, Как с недругом ярым... И, споря с тем камнем, Боялся невольно, Чтоб пряди не спутать, Чтоб резким ударом Лицо не задеть И не сделать ей больно.
Из белого камня она вырывалась, Уже ободренная первым успехом, С таким нетерпеньем, Что мрамор, казалось, Спадал с ее плеч горностаевым мехом...
С тех пор, Равнодушная к пестрым нарядам, Легко отряхнувшись От мраморных стружек, Глядит она тихим, Задумчивым взглядом На мимо идущих веселых подружек.
На жизнь трудовую, Чтоб здесь не стоять ей, Она променяла бы долю такую. Стоит и не знает она, что ваятель, Блуждая по городу, Ищет другую.
Стихотворения и поэмы в двух томах. Москва: Худож. Лит., 1970.
Как цветы на заре, Так и люди в любви хорошеют. Неразгаданный взгляд Мое вольное сердце потряс. Руки пьяно, как хмель, Оплели мою гордую шею, И глаза почему-то Нельзя оторвать мне От глаз.
Все гляжу и гляжу - И никак не могу наглядеться. Так в причудливом мире Робеет душа новичка. Вижу робость и зов, Вижу юность и детство, Опрокинутый мир, Отраженный В огромных зрачках.
Все гляжу и гляжу, Оторваться не в силах От веселых-веселых, Бесовских во плясе кудрей, От бесстыдно зовущих, От страстно и сладостно милых: Милых губ, Милых глаз И летящих бровей.
Ну люби! Ну люби! От любви Никуда нам не деться. Ну люби же, люби!.. Я давно этой радости ждал. Мы одни. Никого. Убежало стыдливое детство. Страх метался в заре И за краем земли пропадал.
Я могу тебя очень ждать, Долго-долго и верно-верно, И ночами могу не спать Год, и два, и всю жизнь, наверно!
Пусть листочки календаря Облетят, как листва у сада, Только знать бы, что все не зря, Что тебе это вправду надо!
Я могу за тобой идти По чащобам и перелазам, По пескам, без дорог почти, По горам, по любому пути, Где и черт не бывал ни разу!
Все пройду, никого не коря, Одолею любые тревоги, Только знать бы, что все не зря, Что потом не предашь в дороге.
Я могу для тебя отдать Все, что есть у меня и будет. Я могу за тебя принять Горечь злейших на свете судеб.
Буду счастьем считать, даря Целый мир тебе ежечасно. Только знать бы, что все не зря, Что люблю тебя не напрасно! Эдуард Асадов. Зарницы войны. Повесть. Стихи. Поэмы. Москва: Военное изд-во, 1989.
Эдуард Асадов Сатана. САТАНА` Ей было двенадцать, тринадцать - ему. Им бы дружить всегда. Но люди понять не могли: почему Такая у них вражда?!
Он звал ее Бомбою и весной Обстреливал снегом талым. Она в ответ его Сатаной, Скелетом и Зубоскалом.
Когда он стекло мячом разбивал, Она его уличала. А он ей на косы жуков сажал, Совал ей лягушек и хохотал, Когда она верещала.
Ей было пятнадцать, шестнадцать - ему, Но он не менялся никак. И все уже знали давно, почему Он ей не сосед, а враг.
Он Бомбой ее по-прежнему звал, Вгонял насмешками в дрожь. И только снегом уже не швырял И диких не корчил рож.
Выйдет порой из подъезда она, Привычно глянет на крышу, Где свист, где турманов кружит волна, И даже сморщится:- У, Сатана! Как я тебя ненавижу!
А если праздник приходит в дом, Она нет-нет и шепнет за столом: - Ах, как это славно, право, что он К нам в гости не приглашен!
И мама, ставя на стол пироги, Скажет дочке своей: - Конечно! Ведь мы приглашаем друзей, Зачем нам твои враги?!
Ей девятнадцать. Двадцать - ему. Они студенты уже. Но тот же холод на их этаже, Недругам мир ни к чему.
Теперь он Бомбой ее не звал, Не корчил, как в детстве, рожи, А тетей Химией величал, И тетей Колбою тоже.
Она же, гневом своим полна, Привычкам не изменяла: И так же сердилась:- У, Сатана! - И так же его презирала.
Был вечер, и пахло в садах весной. Дрожала звезда, мигая... Шел паренек с девчонкой одной, Домой ее провожая.
Он не был с ней даже знаком почти, Просто шумел карнавал, Просто было им по пути, Девчонка боялась домой идти, И он ее провожал.
Потом, когда в полночь взошла луна, Свистя, возвращался назад. И вдруг возле дома:- Стой, Сатана! Стой, тебе говорят!
Все ясно, все ясно! Так вот ты какой? Значит, встречаешься с ней?! С какой-то фитюлькой, пустой, дрянной! Не смей! Ты слышишь? Не смей!
Даже не спрашивай почему! - Сердито шагнула ближе И вдруг, заплакав, прижалась к нему: - Мой! Не отдам, не отдам никому! Как я тебя ненавижу! Эдуард Асадов. Остров Романтики. Москва: Молодая гвардия, 1969.