Дата: Четверг, 04.09.2014, 08:29 | Сообщение # 226
С НОВЫМ ГОДОМ!!!)))
Группа: Садовница
Сообщений: 23788
Статус: Offline
7
Неделю за неделей я трясся по проселкам в старенькой машине, совершая ежедневные объезды. Время летело незаметно, я уже хорошо узнал округу, люди обретали индивидуальные черты. Почти каждый день мне приходилось стоять у обочины, меняя проколотую шину. Все четыре покрышки были сношены до корда, и меня каждый раз удивляло, что я вообще хоть куда-то на них добираюсь. Но машина могла похвастать и одним особым удобством - заржавелой сдвижной крышей. Она отвратительно скрипела, когда ее закрывали, но обычно я держал верх и окна открытыми, наслаждаясь душистым воздухом, который волнами накатывался на меня. В дождливые дни закрывать крышу не имело смысла капли просачивались в местах соединений и растекались озерцами на моих коленях и на свободных сиденьях. Я научился лихо объезжать лужи. Ехать напрямик не рекомендовалось: мутная вода фонтанчиками била сквозь дырки в полу. Но лето стояло солнечное, и от долгих часов под открытым небом я загорел не хуже любого фермера. Даже заклеивать очередной прокол где-нибудь на пустынном проселке высоко над долиной было почти удовольствием: по соседству кружили кроншнепы, а ветер приносил снизу ароматы цветов и листвы. Впрочем, всегда нетрудно было найти предлог, чтобы вылезти из машины, раскинуться на упругой траве и утонуть взглядом в воздушных просторах над Йоркширом. Это были минутные передышки в стремительном течении жизни. Передышки, чтобы взглянуть на нее со стороны и оценить свои успехи. Все это было настолько непохоже на то, к чему я привык, что я даже растерялся. Деревенская глушь после юности, промелькнувшей в суматохе большого города, свобода, сменившая необходимость заниматься и сдавать экзамены, работа, которая ежедневно ставила передо мной неожиданные и интересные задачи. Не говоря уж о моем патроне. Зигфрид Фарнон неутомимо объезжал клиентов с утра до ночи, и я часто недоумевал, что его к этому понуждает. Уж во всяком случае, не любовь к деньгам, к которым он относился с полным пренебрежением. После оплаты счетов наличные засовывались в пинтовую кружку на каминной полке, и, когда они ему требовались, он вытаскивал их оттуда не глядя. Ни разу я не видел, чтобы он воспользовался кошельком, но карманы у него вздувались от множества монет и смятых банкнот. Когда он доставал термомегр, они взметывались снежным вихрем. После недели-двух круглосуточной работы он вдруг исчезал - иногда на вечер, иногда на всю ночь, и часто без предупреждения. Миссис Холл накрывала стол на двоих, но, заметив, что я сижу за ним в одиночестве, молча убирала второй прибор. Каждое утро он составлял список визитов с такой быстротой, что я нередко отправлялся не на ту ферму или получал не те инструкции. Когда вечером я рассказывал ему об этих недоразумениях, он принимался от души хохотать. Но однажды он попался сам. Некий мистер Хитон из Бронсета позвонил и попросил приехать к нему, чтобы вскрыть сдохшую овцу. - Я бы хотел, чтобы вы поехали со мной, Джеймс, - сказал Зигфрид. Утро у нас сегодня выдалось спокойное, а если не ошибаюсь, вас обучили очень любопытным методам вскрытия. Вот мне и хотелось бы их посмотреть. Мы въехали в деревушку Бронсет, и Зигфрид свернул влево на перегороженный воротами проселок. - Куда мы едем? - спросил я. - Ферма Хитона в том конце. - Но вы же сказали: Ситон. - Да нет же, уверяю вас... - Послушайте, Джеймс, я стоял рядом с вами, когда вы разговаривали с ним, и ясно расслышал, как вы его назвали. Я попытался возразить, но машина уже катила по проселку, а подбородок Зигфрида был упрямо выставлен вперед. Ну пусть сам убедится. Завизжав тормозами, мы остановились перед домом фермера. Машина еще не замерла окончательно, а Зигфрид уже выскочил и рылся в багажнике. - Черт! - возопил он. - Нож для вскрытии куда-то задевался. Ну да ничего, возьму что-нибудь в доме. Захлопнув крышку багажника, он ринулся к двери. На стук вышла жена фермера, и Зигфрид озарил ее улыбкой. - Доброе утро, доброе утро, миссис Ситон. У вас есть нож для разрезания жаркого? Почтенная женщина с недоумением подняла брови. - Что-что? - Мне нужен нож для разрезания жаркого, миссис Ситон. И пожалуйста, поострее. - Вам нужен нож для разрезания жаркого? - Да-да, совершенно верно! - воскликнул Зигфрид, чей скудный запас терпения быстро истощался.- И если вас не затруднит, то побыстрее. У меня мало времени. Фермерша в полной растерянности вернулась на кухню, и оттуда донесся ее взволнованный шепот. В окнах стали возникать головки детей, с любопытством разглядывавших Зигфрида, который раздраженно переминался с ноги на ногу. Наконец из двери вышла одна из дочек и робко протянула ему длинный, страшноватого вида нож. Зигфрид схватил его и провел большим пальцем по лезвию. - Никуда не годится! - сердито крикнул он. - Разве вы не поняли, что мне нужен по-настоящему острый нож? Принесите мне точильный брусок. Девочка кинулась на кухню, и там послышались взволнованные голоса. Прошло несколько минут, прежде чем из двери буквально вытолкнули другую девочку. Она бочком приблизилась к Зигфриду на расстояние вытянутой руки, сунула ему брусок и тут же кинулась назад к двери. Зигфрид гордился своим умением затачивать ножи и делал это с наслаждением. Водя лезвием по бруску, он так увлекся, что даже запел. Из кухни не доносилось ни звука, и тишину нарушали только скрежет стали о брусок и немузыкальное пение. Внезапно наступала пауза - это Зигфрид пробовал лезвие, а потом скрежет и пение возобновлялись. Наконец, удовлетворенный результатом очередной пробы, он заглянул в дверь и громко крикнул: - Где ваш муж? Ответом было молчание, и он широкими шагами направился в кухню, помахивая сверкающим ножом. Я пошел за ним и увидел, что миссис Ситон и девочки забились в дальний угол и смотрят на него широко открытыми, испуганными глазами. - Ну, я могу начать, - заявил он, махнув ножом в их сторону. - Что начать? - прошептала фермерша, прижимая к себе дочек. - Вскрытие овцы. У вас ведь сдохла овца? Недоразумение выяснилось, и последовали извинения. А позже Зигфрид сделал мне выговор за то, что я направил его не на ту ферму. - Впредь будьте повнимательнее, Джеймс, - сказал он с грустной серьезностью. - Подобные промахи производят весьма неблагоприятное впечатление. Весьма. Но я уже привык к таким поворотам на сто восемьдесят градусов. Помнится, было утро, когда Зигфрид спустился к завтраку, устало протирая покрасневшие глаза. - Меня подняли с постели в четыре утра! - простонал он, вяло намазывая маслом ломтик поджаренного хлеба. - И хотя мне неприятно это говорить, Джеймс, но только по вашей вине. - Как по моей? - повторил я растерянно. - Да, мой дорогой, по вашей. Та самая корова с легкой тимпанией рубца. Фермер сам пользовал ее бог знает сколько времени. Сегодня пинта льняного масла, завтра сода с имбирем, а затем в четыре часа утра он решает, что настало время обратиться к ветеринару. Когда же я указал, что можно было бы спокойно подождать несколько часов, он заявил, что мистер Хэрриот велел ему звонить не стесняясь, - он, дескать, приедет в любое время, днем или ночью.- Зигфрид постучал по крутому яйцу так, словно разбить скорлупу было ему не по силам.- Ну разумеется, добросовестность и усердие - прекрасные вещи, но если можно было тянуть несколько дней, так уж можно подождать до утра. Вы их балуете, Джеймс, а расхлебывать должен я. Мне надоело, что меня поднимают с постели по пустякам. - Искренне сожалею, Зигфрид. Я же ничего подобного не хотел. Наверное, виной моя неопытность. Но если бы я не поехал на вызов, меня замучили бы опасения, что животное погибнет. А отложи я до утра, она сдохнет - как бы я тогда себя чувствовал? - Ну и пусть, - огрызнулся Зигфрид. - Дохлая скотиналучшее средство образумить их. В следующий раз нас вызовут сразу, только и всего. Я запомнил этот совет и попробовал ему следовать. Неделю спустя Зигфрид сказал, что ему надо серьезно со мной поговорить. - Джеймс, я знаю, вы не обидетесь. Но старик Самнер сегодня жаловался мне, что вчера ночью позвонил вам, а вы отказались поехать к его корове. Вы знаете, он хороший клиент и отличный человек, но он был возмущен. А нам не хотелось бы его потерять, правда? - Но ведь это же просто хронический мастит, - сказал я. - Молоко чуть хуже свертывается, только и всего. А он ее почти неделю пичкал каким-то шарлатанским снадобьем. Ела корова прекрасно, и я подумал, что можно без всяких опасений подождать до утра. Зигфрид отечески положил мне руку на плечо, и лицо его приняло бесконечно терпеливое выражение. Я стиснул зубы. К его взрывам нетерпения я давно привык, и они меня нисколько не раздражали, но сносить его терпеливую снисходительность было куда труднее. - Джеймс,- сказал он мягким голосом, - в вашей профессии есть одно главное правило, перед которым все остальное отступает на задний план, и я скажу вам какое. БЫТЬ ВСЕГДА НАГОТОВЕ. Вам надо запечатлеть его в своей душе огненными буквами. - Он назидательно поднял палевц - БЫТЬ ВСЕГДА НАГОТОВЕ. Не забывайте этого, Джеймс, ни на секунду. Каковы бы ни были обстоятельства, в дождь и в жару, ночью и днем, если клиент вас вызывает, вы обязаны ехать к нему, и ехать охотно. Вот вы говорите, что причина не показалась вам срочной. Но ведь, в конце-то концов, вы полагались только на слова владельца, а он некомпетентен решать, насколько это срочный случай. Нет, дорогой мой, вы обязаны ехать. Пусть они сами пользовали животное, но ему могло вдруг стать хуже. И не забывайте, - он торжественно погрозил пальцем, - животное могло сдохнуть! - Но по-моему, вы говорили, что дохлая скотина - лучшее средство их образумить? - съязвил я. - Что-что? - вопросил Зигфрид в полном изумлении.- Впервые слышу подобную чушь. Но довольно об этом. Просто впредь не забывайте: НАДО ВСЕГДА БЫТЬ НАГОТОВЕ.
Дата: Четверг, 04.09.2014, 08:29 | Сообщение # 227
С НОВЫМ ГОДОМ!!!)))
Группа: Садовница
Сообщений: 23788
Статус: Offline
8
Я снова заглянул в листок, на котором записал вызовы. "Дин, Томпсоновский двор, 3. Больная старая собака". В Дарроуби было немало "дворов" - маленьких улочек, словно сошедших с иллюстраций в романах Диккенса. Одни отходили от рыночной площади, другие прятались за магистралями в старой части города. Они начинались с низкой арки, и я всякий раз удивлялся, когда, пройдя по тесному проходу, вдруг видел перед собой два неровных ряда поразительно разнообразных домиков, заглядывавших в окна друг другу через узкую полоску булыжной мостовой. Перед некоторыми в палисадничках среди камней вились настурции и торчали ноготки, но дальше ютились обветшалые лачуги, и у двух-трех окна были забиты досками. Номер третий находился как раз в дальнем конце, и казалось, что он долго не простоит. Хлопья облезающей краски на прогнивших филенках затрепетали, когда я постучал в дверь, а кирпичная стена над ней опасно вспучивалась по сторонам длинной трещины. Мне открыл щуплый старичок. Волосы у него совсем побелели, но глаза на худом морщинистом лице смотрели живо и бодро. Одет он был в шерстяную штопаную-перештопаную фуфайку, заплатанные брюки и домашние туфли. - Я пришел посмотреть вашу собаку, - сказал я, и старичок облегченно улыбнулся. - Очень вам рад, сэр. Что-то у меня на сердце из-за него неспокойно. Входите, входите, пожалуйста. Он провел меня в крохотную комнатушку. - Я теперь один живу, сэр. Хозяйка моя вот уже больше года, как скончалась. А до чего она нашего пса любила! Все вокруг свидетельствовало о безысходной нищете - потертый линолеум, холодный очаг, душный запах сырости. Волглые обои висели лохмотьями, а на столе стоял скудный обед старика: ломтик грудинки, немною жареной картошки и чашка чаю. Жизнь на пенсию по старости. В углу на одеяле лежал мой пациент, лабрадорский ретривер, хотя и не чистопородный. В расцвете сил он, несомненно, был крупным, могучим псом, но седая шерсть на морде и белесая муть в глубине глаз говорили о беспощадном наступлении дряхлости. Он лежал тихо и поглядел на меня без всякой враждебности. - Возраст у него почтенный, а, мистер Дин? - Вот-вот. Без малого четырнадцать лет, но еще месяц назад бегал и резвился, что твой щенок. Старый Боб, он для своего возраста замечательная собака и в жизни ни на кого не набросился. А уж дети что хотят с ним делают. Теперь он у меня только один и остался. Ну да вы его подлечите, и он опять будет молодцом. - Он перестал есть, мистер Дин? - Совсем перестал, а ведь всегда любил поесть, право слово. За обедом там или за ужином сядет возле меня, а голову положит мне на колени. Только вот последние дни перестал. Я смотрел на пса с нарастающей тревогой. Живот у него сильно вздулся, и легко было заметить роковые симптомы неутихающей боли: перебои в дыхании, втянутые уголки губ, испуганный неподвижный взгляд. Когда его хозяин заговорил, он два раза шлепнул хвостом по одеялу и на мгновение в белесых старых глазах появилось выражение интереса, но тут же угасло, вновь сменившись пустым, обращенным внутрь взглядом. Я осторожно провел рукой по его животу. Ярко выраженный асцит, и жидкости скопилось столько, что давление, несомненно, было мучительным. - Ну-ка, ну-ка, старина, - сказал я, - попробуем тебя перевернуть. Пес без сопротивления позволил мне перевернуть его на другой бок, но в последнюю минуту жалобно взвизгнул и поглядел на меня. Установить причину его состояния, к несчастью, было совсем не трудно. Я бережно ощупал его бок. Под тонким слоем мышц мои пальцы ощутили бороздчатое затвердение. Несомненная карцинома селезенки или печени, огромная и абсолютно неоперабельная. Я поглаживал старого пса по голове, пытаясь собраться с мыслями. Мне предстояли нелегкие минуты. - Он долго будет болеть? - спросил старик, и при звуке любимого голоса хвост снова дважды шлепнул по одеялу. - Знаете, когда я хлопочу по дому, как-то тоскливо, что Боб больше не ходит за мной по пятам. - К сожалению, мистер Дин, его состояние очень серьезно. Видите вздутие? Это опухоль. - Вы думаете... рак? - тихо спросил старичок. - Боюсь, что да, и уже поздно что-нибудь делать. Я был бы рад помочь ему, но это неизлечимо. Старичок растерянно посмотрел на меня, и его губы задрожали. - Значит... он умрет? У меня сжалось горло. - Но ведь мы не можем оставить его умирать, правда? Он и сейчас страдает, а вскоре ему станет гораздо хуже. Наверное, вы согласитесь, что будет лучше, если мы его усыпим. Все-таки он прожил долгую хорошую жизнь... - В таких случаях я всегда старался говорить деловито, но сейчас избитые фразы звучали неуместно. Старичок ничего не ответил, потом сказал: "Погодите немножко",- и медленно, с трудом опустился на колени рядом с собакой. Он молчал и только гладил старую седую морду, а хвост шлепал и шлепал по одеялу. Я еще долго стоял в этой безрадостной комнате, глядя на выцветшие фотографии по стенам, на ветхие грязные занавески, на кресло с продавленным сиденьем. Наконец старичок поднялся на ноги и несколько раз сглотнул. Не глядя на меня, он сказал хрипло: - Ну хорошо. Вы сейчас это сделаете? Я наполнил шприц и сказал то, что говорил всегда: - Не тревожьтесь, это совершенно безболезненно. Большая доза снотворного, только и всего. Он ничего не почувствует. Пес не пошевелился, пока я вводил иглу, а когда нембутал вошел в вену, испуг исчез из его глаз и все тело расслабилось. К тому времени, когда я закончил инъекцию, он перестал дышать. - Уже? - прошептал старичок. - Да, - сказал я.- Он больше не страдает. Старичок стоял неподвижно, только его пальцы сжимались и разжимались. Когда он повернулся ко мне, его глаза блестели. - Да, верно, нельзя было, чтобы он мучился, и я благодарен вам за то, что вы сделали. А теперь - сколько я должен вам за ваш визит, сэр? - Ну что вы, мистер Дин, - торопливо сказал я. - Вы мне ничего не должны. Я просто проезжал мимо... и даже лишнего времени не потратил... - Но вы же не можете трудиться бесплатно,- удивленно возразил старичок. - Пожалуйста, больше не говорите об этом, мистер Дин. Я ведь объяснил вам, что просто проезжал мимо вашего дома... Я попрощался, вышел и по узкому проходу зашагал к улице. Там сияло солнце, сновали люди, но я видел только нищую комнатушку, старика и его мертвую собаку. Я уже открывал дверцу машины, когда меня окликнули. Ко мне, шаркая домашними туфлями, подходил старичок. По щекам у него тянулись влажные полоски, но он улыбался. В руке он держал что-то маленькое и коричневое. - Вы были очень добры, сэр. И я кое-что вам принес. Он протянул руку, и я увидел, что его пальцы сжимают замусоленную, но бережно хранившуюся реликвию какого-то давнего счастливого дня. - Берите, это вам, - сказал старичок. - Выкурите сигару!
Дата: Четверг, 04.09.2014, 08:30 | Сообщение # 228
С НОВЫМ ГОДОМ!!!)))
Группа: Садовница
Сообщений: 23788
Статус: Offline
9
На смену осени шла зима, на высокие вершины полосами лег первый снег, и теперь неудобства практики в йоркширских холмах давали о себе знать все сильнее. Часы за рулем, когда замерзшие ноги немели и переставали слушаться, сараи, куда надо было взбираться навстречу резкому ветру, гнувшему и рвавшему жесткую траву. Бесконечные раздевания в коровниках и хлевах, где гуляли сквозняки, ледяная вода в ведре, кусочек хозяйственного мыла, чтобы мыть руки и грудь, и частенько мешковина вместо полотенца. Вот теперь я по-настоящему понял, что такое цыпки - когда работы было много, руки у меня все время оставались влажными и мелкие красные трещинки добирались почти до локтей. В такое время вызов к какому-нибудь домашнему любимцу был равносилен блаженной передышке. Забыть хоть ненадолго все эти зимние досады, войти вместо хлева в теплую элегантную гостиную и приступить к осмотру четвероногого, заметно менее внушительного, чем жеребец или племенной бык! А из всех этих уютных гостиных самой уютной была, пожалуй, гостиная миссис Памфри. Миссис Памфри, пожилая вдова, унаследовала солидное состояние своего покойного мужа, пивного барона, чьи пивоварни и пивные были разбросаны по всему Йоркширу, а также прекрасные особняк на окраине Дарроуби. Там она жила в окружении большого штата слуг, садовника, шофера - и Трики-Ву. Трики-Ву был китайским мопсом и зеницей ока своей хозяйки. Стоя теперь у величественных дверей, я украдкой обтирал носки ботинок о манжеты брюк и дул на замерзшие пальцы, а перед моими глазами проплывали картины глубокого кресла у пылающего камина, подноса с чайными сухариками, бутылки превосходного хереса. Из-за этого хереса я всегда старался наносить свои визиты ровно за полчаса до второго завтрака. Мне открыла горничная, озарила меня улыбкой, как почетного гостя, и провела в комнату, заставленную дорогой мебелью. Повсюду, сверкая глянцевыми обложками, лежали иллюстрированные журналы и модные романы. Миссис Памфри в кресле с высокой спинкой у камина положила книгу и радостно позвала: - Трики! Трики! Пришел твой дядя Хэрриот! Я превратился в дядю в самом начале нашего знакомства и, почувствовав, какие перспективы сулит такое родство, не стал протестовать. Трики, как всегда, соскочил со своей подушки, вспрыгнул на спинку дивана и положил лапки мне на плечо. Затем он принялся старательно вылизывать мое лицо, пока не утомился. А утомлялся он быстро, потому что получал, грубо говоря, вдвое больше еды, чем требуется собаке его размеров. Причем еды очень вредной. - Ах, мистер Хэрриот, как я рада, что вы приехали,- сказала миссис Памфри, с тревогой поглядывая на своего любимца.- Трики опять плюх-попает. Этот термин, которого нет ни в одном ветеринарном справочнике, она сочинила, описывая симптомы закупорки околоанальных желез. В подобных случаях Трики показывал, что ему не по себе, внезапно садясь на землю во время прогулки, и его хозяйка в великом волнении мчалась к телефону: "Мистер Хэрриот, приезжайте скорее, он плюх-попает!" Я положил собачку на стол и, придавливая ваткой, очистил железы. Я не мог понять, почему Трики всегда встречал меня с таким восторгом. Собака, способная питать теплые чувства к человеку, который при каждой встрече хватает ее и безжалостно давит ей под хвостом, должна обладать удивительной незлобивостью. Как бы то ни было, Трики никогда не сердился и вообще был на редкость приветливым песиком, да к тому же большим умницей, так что я искренне к нему привязался и ничего не имел против того, чтобы считаться его личным врачом. Закончив операцию, я снял своего пациента со стола. Он заметно потяжелел и ребра его обросли новым слоем жирка. - Миссис Памфри, вы опять его перекармливаете. Разве я не рекомендовал, чтобы вы давали ему побольше белковой пищи и перестали пичкать кексами и кремовыми пирожными? - Да-да, мистер Хэрриот, - жалобно согласилась миссис Памфри. - Но что мне делать? Ему так надоели цыплята! Я безнадежно, пожал плечами и последовал за горничной в роскошную ванную, где всегда совершал ритуальное омовение рук после операции. Это была огромная комната с раковиной из зеленовато-голубого фаянса, полностью оснащенным туалетным столиком и рядами стеклянных полок, уставленных всевозможными флакончиками и баночками. Специальное гостевое полотенце уже ждало меня рядом с куском дорогого мыла. Вернувшись в гостиную, я сел у камина с полной рюмкой хереса и приготовился слушать миссис Памфри. Беседой это назвать было нельзя, потому что говорила она одна, но я всегда узнавал что-нибудь интересное. Миссис Памфри была приятной женщиной, не скупилась на благотворительные пожертвования и никогда не отказывала в помощи тем, кто в этой помощи нуждался. Она была неглупа, остроумна и обладала сдобным обаянием, но у всех людей есть свои слабости, и ее слабостью был Трики-Ву. Истории, которые она рассказывала о свем драгоценном песике, широко черпались в царстве фантазии, а потому я с удовольствием ожидал очередного выпуска. - Ах, мистер Хэрриот, у меня для вас восхитительная новость! Трики завел друга по переписке! Да-да, он написал письмо редактору собачьего журнала с приложением чека и сообщил ему, что он, хотя и происходит от древнего рода китайских императоров, решил забыть о своей знатности и готов дружески общаться с простыми собаками. И он попросил редактора подобрать среди известных ему собак друга для переписки, чтобы они могли обмениваться письмами для взаимной пользы. Трики написал, что для этой цели он берет себе псевдоним "мистер Чепушист". И знаете, он получил от редактора очаровательный ответ (я без труда представил себе, как практичный человек уцепился за этот потенциальный клад!) и обещание познакомить его с Бонзо Фотерингемом, одиноким немецким догом, который счастлив будет переписываться с новым другом в Йоркшире. Я прихлебывал херес. Трики похрапывал у меня на коленях. А миссис Памфри продолжала: - Но у меня такое разочарование с новым летним павильоном! Вы ведь знаете, я строила его специально для Трики, чтобы мы смогли вместе сидеть там в жаркие дни. Это прелестная сельская беседка, но он чрезвычайно ее невзлюбил. Просто питает к ней отвращение и наотрез отказывается войти в нее. Видели бы вы ужасное выражение его мордашки, когда он смотрит на нее. И знаете, как он вчера ее назвал? Мне просто неловко это вам повторить! Миссис Памфри оглянулась по сторонам, потом наклонилась ко мне и прошептала: - Он назвал ее "навозной дырой"! Горничная помешала в камине и наполнила мою рюмку. Ветер швырнул в окно вихрь ледяной крупы. "Вот это настоящая жизнь", - подумал я и приготовился слушать дальше. - Я так испугалась на прошлой неделе! - продолжала миссис Памфри. И уже думала вызвать вас. Бедняжка Трики вдруг оприпадился. Мысленно я добавил этот новый собачий недуг к плюх-попанью и попросил объяснения. - Это было ужасно. Я так испугалась! Садовник бросал Трики колечки. Вы ведь знаете, он бросает их по получасу каждый день. Я действительно несколько раз наблюдал эту сцену. Ходжкин, угрюмый сгорбленный старик-йоркширец, который, судя по его виду, ненавидел всех собак, а Трики особенно, должен был каждый день стоять на лужайке и бросать небольшие резиновые кольца. Трики кидался за ними, приносил назад и бешено лаял, пока кольцо снова не взлетало в воздух. Игра продолжалась, и суровые морщины на лице старика становились все глубже, а губы, не переставая, шевелились, хотя расслышать то, что он бормотал, было невозможно. - А Трики бегал за кольцами, - говорила миссис Памфри,- ведь он обожает эту игру, как вдруг без всякой причины он оприпадился. Забыл про кольца, стал кружить, тявкать и лаять самым странным образом, а потом упал на бочок и вытянулся как мертвый. Вы знаете, мистер Хэрриот, я, право, подумала, что он умер - так неподвижно он лежал. Но меня особенно расстроило, что Ходжкин вдруг принялся смеяться! Он работает у меня уже двадцать четыре года, и я ни разу не видела, чтобы он хоть раз улыбнулся, и тем не менее едва он взглянул на это бедное неподвижное тельце, как разразился пронзительным хихиканьем. Это было ужасно! Я уже собралась бежать к телефону, но тут Трики вдруг встал и ушел. И выглядел совсем таким, как всегда. Истерика, подумал я. Следствие перекармливания и перевозбуждения. Поставив рюмку, я строго посмотрел на миссис Памфри: - Послушайте, ведь об этом я вас и предупреждал. Если вы по-прежнему будете пичкать Трики вреднейшими лакомствами, вы погубите его здоровье. Вы просто обязаны посадить его на разумную собачью диету и кормить его раз, от силы два в день, ограничиваясь очень небольшими порциями мяса с черным хлебом. Или немножко сухариков. А в промежутках - решительно ничего. Миссис Памфри виновато съежилась в кресле. - Пожалуйста, пожалуйста, не браните меня. Я пытаюсь кормить его как полагается, но это так трудно! Когда он просит чего-нибудь вкусненького, у меня нет сил ему отказать! - Она прижала к глазам носовой платок, но я был неумолим. - Что же, миссис Памфри, дело ваше, но предупреждаю вас: если вы и дальше будете продолжать в этом же духе, Трики будет оприпадываться все чаще и чаще. Я с неохотой покинул уютную гостиную и на усыпанной песком подъездной аллее оглянулся. Миссис Памфри махала мне, а Трики по обыкновению стоял на подоконнике, и его широкий рот был растянут так, словно он от души смеялся. По дороге домой я размышлял о том, как приятно быть дядей Трики. Отправляясь отдыхать на море, он присылал мне ящики копченых сельдей, а когда в его теплицах созревали помидоры, каждую неделю преподносил мне фунт-другой. Жестянки табака прибывали регулярно, порой с фотографией, снабженной нежной подписью. Войдя в двери Скелдсйл-Хауса, я словно вернулся в более холодный, более равнодушный мир. В коридоре со мной столкнулся Зигфрид. - И кто же это приехал? Если не ошибаюсь, милейший дядюшка Хэрриот! И что же вы поделывали, дядюшка? Уж конечно, надрывались в Барлби-Грейндже. Бедняга, как же вы утомились! Неужели вы искренне верите, будто корзиночка с деликатесами к рождеству стоит кровавых мозолей на ладонях?
Дата: Четверг, 04.09.2014, 08:31 | Сообщение # 229
С НОВЫМ ГОДОМ!!!)))
Группа: Садовница
Сообщений: 23788
Статус: Offline
10
Йоркшир - холодное место, и я даже сейчас помню, как ошеломило меня наступление первой зимы, которую я провел в Дарроуби. Выпал первый снег, и я еле полз вверх по склону вслед за лязгающими снегоочистительными машинами между белыми валами по сторонам дороги, пока не добрался до ворот старого мистера Стоукилла. Уже взявшись за ручку дверцы, я посмотрел сквозь ветровое стекло на совсем новый мир: склон подо мною застилало белое одеяло, оно лежало на крышах жилого дома и служб маленькой фермы. Белая пелена простиралась дальше, скрывая все знакомые приметы пейзажа - каменные стенки между лугами, речку внизу. Все вокруг казалось новым, манящим, загадочным. Однако упоение сказочной красотой рассеялось, едва я вылез из машины, и на меня обрушился свирепый ветер. Он задувал с востока и нес с собой ледяное дыхание Арктики, которое казалось еще холоднее из-за колючей пыли, сорванной с белого снегового покрова. На мне были шуба и шерстяные перчатки, и все-таки ветер пронизал меня до мозга костей. Я ахнул, привалился к машине, застегнул воротник и побрел туда, где скрипела и стучала калитка. Я кое-как открыл ее и пошел дальше, хрустя снегом. Обогнув коровник, я увидел мистера Стоукилла: он вилами сносил навоз в кучи, и по белизне вились бурые полосы жижи. - А-а! - пробурчал он, не выпуская изо рта недокуренную сигарету. Ему было за семьдесят, но со всеми делами на своей маленькой ферме он управлялся один. Как-то он рассказал мне, что тридцать лет батрачил за шесть шиллингов в день и всетаки умудрился скопить деньги на покупку собственного хозяйства. Возможно, поэтому он ревниво хотел все делать сам. - Как вы, мистер Стоукилл? - спросил я, но в ту же секунду бешеный ветер ударил мне в лицо, забился в рот и нос, и я невольно отвернулся с громким "о-ох!" Старик с удивлением взглянул на меня, а потом посмотрел по сторонам, точно только сейчас обратил внимание на погоду. - Да, нынче маленько задувает. - Он оперся на вилы, и пепел сигареты рассыпался искрами. Несмотря на холодную погоду, на нем поверх потрепанного синего жилета, несомненно некогда составлявшего часть его парадного костюма, был натянут только комбинезон из чертовой кожи, а рубашка была без воротничка и запонок. Белая щетина на худом подбородке заставила меня со стыдом вспомнить, что мне всего двадцать четыре года, и я вдруг ощутил себя никчемным городским неженкой. Старик воткнул вилы в навозную кучу и зашагал к службам. - У меня нынче есть для вас разная работенка. Сначала вот сюда. Он открыл дверь, и я с радостью погрузился в сладкое коровье тепло крытого сарая, где несколько косматых бычков стояли по колено в соломе. - Нам нужен вон тот молодец. - Он указал на темно-рыжего бычка, который стоял, подогнув заднюю ногу. - Он уже пару дней на трех ногах ковыляет. Копытная гниль, не иначе. Я направился к бычку, но он улепетнул от меня так проворно, словно и не хромал вовсе. - Придется выгнать его в проход, мистер Стоукилл, - сказал я. - Вы бы не открыли ворота? Когда тяжелые брусья были отодвинуты, я зашел бычку в тыл и погнал его к проходу. Казалось, он сразу выскочит туда, но в воротах он остановился, поглядел в проход и кинулся обратно. Несколько раз я резво обежал сарай следом за ним и наконец сумел завернуть его к проходу - но с тем же результатом. После пяти-шести попыток я перестал чувствовать холод. Бег вперегонки с бычками - вот лучшее средство для того, чтобы хорошенько пропотеть, и я уже совершенно забыл про суровое снежное царство снаружи. К тому же мне явно предстояло разогреться еще больше, потому что бычок вошел во вкус игры: после каждого моего броска он весело вскидывал, ноги и выписывал замысловатые восьмерки. Упершись руками в бока, я кое-как перевел дух, а потом повернулся к фермеру. - Ничего не получается, - сказал я. - Он упирается. Лучше бы накинуть на него веревку. - Незачем, молодой человек. Он у нас сам в ворота пойдет. - Старик проковылял в угол и вернулся с охапкой чистой соломы. Он аккуратно рассыпал ее в воротах и дальше по проходу, а потом кивнул мне: - Ну-ка, погоните его еще раз. Я ткнул упрямца в круп. Он рысцой направился прямо к воротам и без колебаний выбежал между столбами в проход, Вероятно, мистер Стоукилл заметил мое удивление. - Ему, надо быть, булыжники не понравились. А под соломой их и не видать. - А... да... понимаю! - И я медленно вышел вслед за бычком. Действительно, у него оказалась копытная гниль - средневековое название влажной гнойно-гнилостной флегмоны, подсказанное тяжелым запахом некротизированной ткани между копытцами, а в те дни в распоряжении ветеринаров еще не было ни антибиотиков, ни сульфаниламидов. Теперь просто делаешь инъекцию, твердо зная, что через день-другой животное исцелится. Но тогда я мог только, с трудом удерживая дергающуюся ногу, замазать инфицированную межкопытную щель вязкой смесью медного купороса с дегтем, наложить вату и туго перебинтовать. Кончив, я снял пиджак и повесил его на гвоздь. Мне было жарко. Мистер Стоукилл одобрительно оглядел повязку. - Хорошо, очень хорошо, - объявил он. - Ну, а теперь у меня поросятки вон в том закутке животами маются. Вы бы их укололи вашей иголкой. У меня были различные лечебные сыворотки от кишечной палочки, которые иногда помогали в таких случаях, и я, полный оптимизма, вошел в закуток к поросятам. Но тут же стремительно выскочил оттуда, потому что их мамаше не понравилось появление чужака среди ее отпрысков и она ринулась на меня, разинув пасть и испуская звуки, напоминающие хриплый лай. Ростом она мне показалась с хорошего осла, и, когда разверстая пасть с огромными желтыми клыками нацелилась на мое бедро, я счел за благо ретироваться. Пулей вылетев наружу, я захлопнул за собой дверь, а потом задумчиво поглядел в закуток. - Надо ее оттуда увести, мистер Стоукилл, а то я ничего сделать не смогу. - Ваша правда, молодой человек. Сейчас я ее уведу. Он зашаркал прочь, но я протестующе поднял руку: - Нет-нет, я сам! - Не мог же я допустить, чтобы щуплый старичок вошел туда и, возможно, был сбит с ног, растерзан... Я поглядел по сторонам в поисках оборонительного оружия. К стене был прислонен видавший виды широкий совок, и я схватил его. - Откройте, пожалуйста, дверь, - сказал я. - Сейчас я ее оттуда выдворю. Войдя в закуток, я выставил совок перед собой и попытался оттеснить могучую свинью к двери. Но мои поползновения шлепнуть ее по заду оказались тщетными: как я ни кружил, она все время обращала ко мне разинутую пасть и свирепо урчала. Затем она ухватила совок зубами и начала его грызть. Тут я сдался. Выскочив из закутка, я увидел, что мистер Стоукилл волочит по булыжнику нечто металлическое и объемистое. - Что это? - спросил я - Мусорный бачок, - буркнул фермер. - Бачок? По зачем... Он не задержался для объяснений и прямо вошел в закуток. Свинья ринулась на него, а он подставил ей бачок, в который она с разгона и всунула голову. Согнувшись в три погибели, старик начал теснить ее к открытой двери. Свинья растерялась. Оказавшись вдруг в непонятном темном месте, она, естественно, начала пятиться, и фермеру оставалось только направлять ее отступление. Не успела она понять, что происходит, как оказалась снаружи. Старик невозмутимо сдернул бачок и махнул мне: - Ну, мистер Хэрриот, теперь вы можете и войти. Вся эта операция заняла не больше двадцати секунд. Я почувствовал значительное облегчение, а главное, я твердо знал, как действовать дальше. Взяв лист кровельного железа, предусмотрительно приготовленный фермером, я двинулся на поросят. Загоню их в угол, загорожу выход из него листом и в один момент сделаю инъекции. Но поросятам передалось возбуждение их мамаши. Опорос был удачный, и по закутку, точно миниатюрные скаковые лошади розовой масти, носились шестнадцать поросят. Долгое время я стремительно бросался на них, стараясь собрать их листом в кучу, но они прыскали в разные стороны от него. Уж не знаю, сколько времени я потратил бы на эту охоту, но тут на мое плечо легла ласковая рука. - Погодите-ка, молодой человек, не торопитесь! - Старый фермер благожелательно поглядел на меня. - Вы бы перестали за ними гоняться, и они скоро успокоятся. Передохните минутку. Я стоял рядом с ним, совсем запыхавшись, и слушал, как он увещевает этих чертенят. - Гись-гись, гись-гись, - бормотал мистер Стоукилл, не делая ни единого движения. - Гись-гись, гись-гись. Поросята перешли с галопа на рысцу, а затем словно по какому-то телепатическому сигналу все разом остановились, сгрудившись розовой кучкой в углу. - Гись-гись, - одобрительно произнес мистер Стоукилл, незаметно пододвигаясь к ним с листом наготове. - Гись-гись. Ровным, неторопливым движением он загородил листом угол с поросятами и для верности упер в него ногу. - Ну-ка нажмите сапогом с той стороны, и уж они не вырвутся, благодушно произнес он. Сама инъекция заняла лишь несколько минут. Мистер Стоукилл не сказал: "Ну, кое-чему я вас нынче научил, молодой человек". В его спокойных серых глазах не пряталось ни злорадство, ни самодовольство. Он сказал только: - Нынче я вас совсем загонял, молодой человек. Теперь поглядите-ка корову. У нее горошина в соске. В дни ручного доения "горошины" и иные закупорки сосков были частым явлением. Причиной могли быть кусочки молочного камня, крохотные опухоли, повреждения выстилающей ткани соска и еще всякая всячина. Крайне увлекательная, хотя и весьма узкая область, и к корове я направился с живым интересом. Впрочем, я был еще на некотором расстоянии от нее, когда мистер Стоукилл положил мне ладонь на плечо. - Погодите, мистер Хэрриот, не трогайте ее пока, не то она вас лягнет. Очень у нее норов подлый. Погодите минутку, я ее привяжу. - Хорошо, - сказал я, - только веревку дайте мне. - Да лучше бы я сам...- начал он нерешительно. - Нет-нет, мистер Стоукилл, не затрудняйтесь. Я отлично знаю, как помешать корове брыкаться, - сказал я сдержанно. - Будьте добры, дайте мне веревку. - Да ведь... она такая... Брыкается почище лошади. Удойная, это верно, да только... - Не беспокойтесь, - уронил я с улыбкой. - У меня она не порезвится. Я начал разматывать веревку. Приятно было показать, что я умею обращаться с животными, хотя диплом получил всего несколько месяцев назад. К тому же не так уж часто нас предупреждают, что корова склонна брыкаться. Однажды корова лягнула меня так, что я отлетел к противоположной стене, а фермер сказал только: "Уж такая у нее привычка". Да, хорошо, когда тебя предупредили! Я опоясал корову веревкой перед выменем и туго затянул скользящую петлю. Точно так, как нас учили в колледже. Она была рыжей, шортгорнской породы, с косматой головой и, когда я нагнулся, поглядела на меня с задумчивым интересом. - Ничего, ничего, милуша, - сказал я ласково, подлез под нее и осторожно потянул сосок. Брызнула струйка, другая, и что-то закупорило канал. А, вот она! Довольно-таки большая, но движется свободно. Можно будет выдавить наружу, не разрезая замыкающую мышцу. Я взялся за сосок покрепче, потянул посильнее, и тотчас раздвоенное копыто ударило меня по колену, как развернувшаяся стальная пружина. Коленная чашечка не приспособлена для того, чтобы ее лягали, и несколько минут я прыгал по коровнику, шепотом ругаясь на чем свет стоит. Старый фермер виновато ходил за мной. - Вы уж простите, мистер Хэрриот. Такой у нее подлый нрав. Дайте-ка лучше мне... Я предостерегающе поднял ладонь: - Нет, мистер Стоукилл! Я уже надел на нее веревку. Просто затянул недостаточно туго. Я подковылял к корове, распустил узел, а потом налег на веревку с такой силой, что у меня потемнело в глазах. Когда я кончил, живот у нее приподнялся и она обзавелась талией, словно затянутая в рюмочку модница былых времен. - Тут уж ты не попляшешь! - буркнул я и снова нагнулся к вымени. Раза два брызнуло молоко, затем помеха снова закупорила выход, и в отверстии показалось что-то беловато-розовое. Еще чуть-чуть нажать, и я выковыряю его иглой от шприца, которую держал наготове. Я вздохнул всей грудью и нажал. На этот раз копыто впечаталось в лодыжку. Ей уже не удалось поднять его повыше, но боль была такой же отчаянной. Я сел на табуретку для доения, засучил штанину и поглядел на лоскуток кожи, который свисал, точно флажок, у конца длинной ссадины, оставленной копытом. - Да хватит с вас, молодой человек! - Мистер Стоукилл снял с коровы веревку и сочувственно поглядел на меня. - Обычным манером с ней не совладать. Я же ее дважды в день дою, так уж знаю. Он принес засаленный плужный ремень, несомненно бывший в частом употреблении, и затянул его на заплюсневом суставе неугомонной коровы. На другом конце ремня был крюк, и старик зацепил его за кольцо, ввинченное в стену. Ремень туго натянулся, сдвинув ногу чуть-чуть назад. Старик кивнул: - Вот теперь попробуйте. Отдавшись на волю судьбы, я снова ухватил сосок. Но корова словно бы поняла, что проиграла, и ни разу даже не пошевельнулась, пока я выдавливал и выковыривал "горошину", которая оказалась молочным камнем. Стояла как миленькая и ничего не могла поделать! - Спасибо, молодой человек, спасибо вам! - сказал старик. - Какой увесистый! Он мне сильно мешал. А главное, не разобрать было, что это такое. - Он поднял палец: - И последняя для вас работенка. Телушка. Что-то у нее с животом неладно, мне кажется. Видел ее вчера вечером, ее маленько раздуло. Она у меня в сарае. Я надел шубу, и мы вышли наружу, ветер набросился на нас с ликующей свирепостью. Лицо мне полоснуло как ножом, нос сразу замерз, глаза заслезились, и я укрылся за углом конюшни. - Где телка? - с трудом выговорил я. Мистер Стоукилл ответил не сразу. Он закуривал сигарету, словно не замечая ярости стихий. Защелкнув крышку старой медной зажигалки, он указал большим пальцем: - А за дорогой. Вон там. Я посмотрел в направлении его пальца через занесенные стенки на узкую расчищенную полоску шоссе между белыми валами и на крутой склон, ровная белизна которого уходила к свинцовым тучам. То есть ровная, если не считать крохотного строения, серого каменного пятнышка в поднебесье, где в сотнях футов над нами склон переходил в широкую плоскую вершину. - Извините, - пробормотал я, все так же прижимаясь к стене. - Я не вижу. Старик, спокойно стоя лицом к ветру, удивленно взглянул на меня: - Не видите? Да вон же сарай! Так и торчит! - Сарай?- я ткнул дрожащим пальцем. - Вон то строение? И телка там? Да не может быть! - Там, там. Молодняк я держу повыше. - Но... но... - язык отказывался меня слушаться. - Нам же туда не подняться. Снега намело выше пояса. Он неторопливо выпустил дым из ноздрей. - Еще как поднимемся, будьте спокойны. Вот погодите чуток. Он скрылся в конюшне, и, подождав минуту-другую, я заглянул внутрь. Старик седлал толстого каурого жеребчика. Я с удивлением смотрел, как он вывел конька наружу, не без труда влез на ящик и взгромоздился в седло. Поглядев на меня с этой высоты, он бодро взмахнул рукой: - Поехали! Вы все с собой нужное взяли? В полном недоумении я рассовал по карманам бутылку с микстурой от газов, пробойник с гильзой, пакет с препаратом горечавки желтой и стрихнина. А мозг тупо сверлила мысль, что на холм мне никогда не взобраться. По ту сторону шоссе в снежном валу был прокопан проход, и мистер Стоукилл направил в него конька, а я кое-как плелся следом, уныло поглядывая на бесконечную белую крутизну впереди. Мистер Стоукнлл обернулся. - Хватайтесь за хвост, - сказал он. - Простите? - За хвост хватайтесь. Как во сне я сжал жесткие волосы. - Да не так. Обеими руками, - терпеливо объяснил фермер. - Вот так? - Молодец! А теперь держитесь крепче. Он прищелкнул языком, конек решительно затрусил вперед, а за ним и я. И все оказалось так просто! Мир проваливался вниз у нас из-под ног, а мы возносились все выше. И, откидываясь, я с наслаждением смотрел, как развертываются извивы узкой долины, и вот уже открылась вторая, поперечная, а за ней белые холмы огромными белыми волнами вздымались к черным тучам. У сарая фермер спешился. - Все в порядке, молодой человек? - Все в порядке, мистер Стоукилл. Входя следом за ним в сарай, я улыбнулся. Старик как-то сказал мне, что оставил школу в двенадцать лет. Ну а я почти все двадцать четыре года моей жизни провел в учебных заведениях. Но вспоминая последние часы, я должен был признать, что, конечно, могу похвастать книжной премудростью, однако знаний у него больше.
Дата: Понедельник, 15.12.2014, 17:03 | Сообщение # 240
Без титулов
Группа: Садовница
Сообщений: 20986
Статус: Offline
ЦитатаСелена ()
Мои любимые енотики!!! Теперь я знаю, какой подарок хочу на новый год!!! stes ul
Девы, намекаю.
Хорошие какие енотики, но засранцы знатные! Зато ты любишь убираться, будешь вдвойне удовольствие получать! Деушки! намек давайте воплотим, подарим Селенке енота!
Цитата
Зверя желательно содержать в просторных клетках, вольерах или, если есть возможность, выделить ему целую комнату, чтобы он мог без всяких проблем перемещаться. Там ему достаточно поставить маленький домик для спальни, лоток для туалета, кормушку и обязательно тазик с водой. Он является хищником, поэтому нежелательно его оставлять одного, без присмотра. Нужно еще учесть то, что у этих зверьков очень цепкие конечности, и они могут с легкостью открывать шкафы, ящики и разнообразные дверцы, поэтому необходимо убрать опасные предметы или же все дверцы залепить скотчем.- Читайте подробнее на FB.ru:
