Отец был вынужден срочно увести меня домой. И, чтобы я согласился следующий раз идти с ним в баню, пришлось ему пообещать взять , а матери - отпустить с ним, на ры-балку, куда мне было до этого, по причине малого возраста, не раз отказано. Как ни страшно было идти снова в этот ад, а любовь к рыбной ловле переосилила. Но долго ещё пришлось мне преодолевать внутреннее отвращение к бане, пока не пустила свои корни тяга к миру парильного братства.
Ведь только здесь, в раскрепощённом состоянии, в человеке прорезается что-то та-кое для него ранее не характерное: появляется в нём способность грамотно рассуждать, ана-лизировать и оценивать события, и он способен, невзирая, как говорится, на лица, воздать всем по заслугам. Самое удивительное - в совершенно трезвом состоянии.
Как ни крути, а получается- баня с хорошей парной обладает наркотическими свой-ствами. Вот, наверное, поэтому в Римской империи сенаторы располагались в горячих тер-мах и решали государственные вопросы. Неплохо было бы и нашим депутатам собираться иногда коллективом в какой-нибудь парилке. Может что и решат дельное на пользу всеоб-щую, а не только, как ныне, ради Москвы, да живота собственного, голосуют.
Надо заметить, для Севера России и Сибири было всегда характерно наличие пре-красных бань, чего не скажешь о Центральном Черноземье. Хоть и понастроено множество, а пар водяной, да и часто закрывались на ремонт. Редко, редко у кого в огороде баньку уви-дишь. А самое главное - для боль-шинства основным девизом стали слова , почему-то при-писываемые великому Суворову: после бани портки последние продай, но выпей, И если на Севере в деревне моей бабки после бани- квас , настоянный на травах, пиво домашнее на хмелю, то здесь, в лучшем случае водка, а то бормотуха или мутная самогонка, соответст-венно с распятием оного в самой бане. И как следствие, ЧП всякого рода.
Однажды в Нарышкине , а действие происходило в Орловской области, на Ок-тябрьские праздники мужик пропал. Пошёл в баню и пропал. В бане его видели , мылся он там и парился, да и с дружками за лёгкий пар стаканы опрокидывал. Потом же , как сквозь землю провалился. А когда через четыре дня после праздника пришли банщики баню уби-рать, то там запах, не приведи Господь. Заснул вечным сном на верхнем полке мужичок, сморила его водочка проклятая. Банщики-то, уходя пар с котла спустили, да шкафчики не проверили. Вот и беда пришла, трое детей сиротами остались. А сколько случаев , когда сердце раскочегаренное спиртом не выдерживает. Нет уж, если пива, то только немного, для восстановления солевого баланса , да водочки грамм сто - не больше, но после баньки.
В этом же самом Нарышкине, куда переехали жить мои родители , а вместе с ними я и сёстры, случился со мной препаршивейший случай, хоть косвенно , но связанный с баней. Баня этого районного центра , коим являлся посёлок , а надо добавить, очень красивый, опять не работала. На двери второй месяц бумажка-”Ремонт.” А скоро школа - седьмой класс. В речке вода уже холодная, остаётся тазик и кружка. Но мать узнаёт, что на кирпич-ном заводе имеется душевая.
Кирпичный завод - это в три ряда обнесённая колючей проволокой зона, где сидят с большими сроками, по десять и более лет. Через каждую сотню метров вышка с прожекто-ром , вспаханная полоса и конвой с овчарками, вообщем. весь антураж почтового ящика- за номером таким-то. Работёнка у заключённых была адова , да и жизнь наверняка тоже. Но нам, пацанам , когда мы купались в глиняном, наполненном водой карьере, нравились заго-релые с мощной мускулатурой тела парни с чёрными кепками на головах и в чёрных же брюках.
Что мы тогда знали о жизни? Разве только что - в ней всегда есть место подвигу? Не было заложено к нам в сознание, что побывать в зоне- это мерзко, это страшно. Но мы знали зато "прекрасные " заунывные блатные песни , и каждый уважающий себя пацан, а я причис-лял себя к таким, обязан был у себя во дворе играть на гитаре и петь их.
Знали мы также , что у зека идут на книжку заработанные деньги, и через десять лет отмотанного срока, накапливается приличная сумма. Поговаривали, один, выйдя на свободу, смог даже легковую машину себе купить, что для тех далёких 60-х, было сказочным. Да и жили мы в стране, где приличное количество граждан сидело или уже отсидело в лагерях. Может и это тоже сыграло какую-то роль , что четверть пацанов, моих одноклассников, в будущем пройдут через зоны, а кто так в них и останется навечно. Ну, ладно, не будем о гру-стном.
Попасть на территорию завода простому обывателю , конечно, невозможно было, но отец мой преподавал там в вечерней школе - ведь положение о всеобщем десятилетнем обра-зовании, одно из завоеваний социализма , распространялось и на зека. Так что, сказав чей я и зачем здесь, прошёл через охраняемую проходную и в первый, и надеюсь последний , раз попал в зону. Разглядеть толком ничего не успел, так как один из охранников довольно бы-стро довёл меня до душевых. Бетонные, покрашенные в коричневый цвет стены, высокие с двумя спрятанными под сетку лампочками потолки, и одно маленькое с решёткой окошко. Тусклый дневной свет из него слабо освещал содержимое помещения. Крючки для одежды на стене , несколько лавок под ними, да четыре кабинки с дверками у противоположной сте-ны- вот и весь не слишком привлекательный интерьер душевой.
Журчала вода по бетонному с деревянными решётками полу, и гулко разносился го-лос. Он принадлежал невысокого роста с быстрыми движениями мужичку, который уже на-дел ситцевые чёрные трусы, а теперь натягивал через голову, такого же чёрного цвета, майку. Взахлёб, с похохатыванием, он рассказывал сидящему на скамейке и одетому по пояс парню , видимо, весёлую историю. Налысо постриженные головы их тускло блестели в сумраке. Лица же в насыщенном паром воздухе было почти невозможно разглядеть. Кожа у обоих: на груди, на руках и на спине почти сплошь покрыта наколками, причём на теле у парня их было явно больше, что указывало на его авторитете в мире блатных.
Я тихонько прошёл в угол и начал раздеваться, прислушиваясь невольно к их раз-говору.
"Вот я, Кось, и бросаю кирпич ему на ногу, йорики-майорики. Ну он, бля, и завыл. А сделать ничего не может, шестёрка ведь.Зенки вытаращил, хлебало раззявил, а деться некуда, йорики-майорики, за всё платить надо, ведь правда, Кось?”. Парень молча кивнул , продол-жая одеваться.
Раздевшись и забрав мыло с мочалкой, я направился к кабинке. Тут говоривший за-молчал, и как будто только увидел, оценивающе осмотрел меня: ”О , какие здесь люди! Ну-ка , пацан, угости сигареткой, йорики-майорики”. "Да, дядь, не курю я ещё”. ”Это хорошо, правда, Кось? Ну тогда, шкет , денег дай на папироску!”. Я молчал.
Мужик начал приближаться ко мне. Движения его были осторожны и вкрадчивы. В них чувствовалась ещё неведомая мне опастность. Внутри всё напряглось, что натянутая струна на гитаре. Мне уже приходилось испытывать нечто подобное, когда во дворе стоял против двоих, а то и троих, противников. Только сейчас происходило что-то другое, более страшное.
Широкая вятская кость и неплохой рост давали мне возможность выглядеть старше своих тринадцати лет и соответственно входить в компании более взрослых пацанов с их жёсткими законами самоутверждения. Но тут был кряжистый с накаченными бицепсами му-жик, и у него цель , пока ещё непонятная для меня.
"Как же так, идёшь в баню и на халяву. А, йорики-майорики? Не хорошо, бля. Не-бось не знаешь, что за всё платить надо, правда , Кось? Мы тут счас с тобой в игру одну сыграем. а ты не вякай , йорики-майорики, а нет, на кусочки порежу! Правда, Кось?”. Мужик явно не шутил.
Теперь, когда он приблизился, стали видны его глубоко посаженные, неопределён-ного цвета глаза. В них таились безразличие и какая-то дикая тоска. Такой взгляд парализо-вал волю, сознание цепенело. Я вжался в дверку кабинки. И тут вспомнился чей-то рассказ во дворе, как опускают на зоне. Но это было с кем-то , далеко. Захотелось закричать от стра-ха, от своей беспомощности. Только воли не было даже на это.
" Э, Корявый, мать твою, погоди. Слышь , пацан , ты как сюда попал?”- наконец-то заговорил уже одевшийся парень. ”Помыться я, отец мой тут в школе работает, математике учит,”- с трудом произнёс я." Фёдырыч , что ли?”. Я молча кивнул головой.
" Давай-ка завязывай, Корявый, не хрен дурью маяться, быстрей одевайся, я тебя на улице жду!” - парень повернулся и вышел.
Мы остались вдвоём с Корявым. "Везунок ты , пацан. Чё зенки вытаращил, иди мой-ся, йорики-майорики.” Он свистнул, отошёл и начал сопя одеваться. Я зашёл в душ , вклю-чил вначале холодную воду, а потом стал добавлять горячую. Постарался сделать погоря-чее, чтобы отпариться.
Во мне всё тряслось от пережитого. Вдруг я сквозь шум воды услышал громкий го-лос Корявого:"Слышь, пацан, запомни завсегда, за всё надо платить, йорики-майорики!”. Послышался довольный смех. Внезапно напор воды стал уменьшаться, но зато она станови-лась всё горячее. Наконец полился кипяток.
Кабинка была маленькая даже для меня, потому она моментально наполнилась не-проницаемым для взора паром. Только чудом я не глянул на верх , да поначалу и боли не почувствовал, просто попытался открыть дверку и выскочить наружу. Но не тут-то было. Кабинка была снаружи каким-то обра-зом закрыта. Ужасная боль пронзила всё тело, а спрятаться от кипятка было негде. Не различая ничего вокруг, я всё-таки умудрился закрыть вентиль горя-чей воды. Уже и не помню , как перелез через стенку кабинки , дверка которой оказалась припёртой скамейкой, как одевался. Помню только, как плакал, и даже не плакал, а по-волчьи подвывал.
Дома мать, смазывая мою кожу гусиным жиром, всё допытывалась, почему так по-лучилось? На что я ей , постанывая отвечал:”Да у них там вода холодная кончилась...”.
Даже спустя полмесяца я с трудом надевал на себя рубашку, а уши - так те ещё дол-го оставались красными-красными, служа причиной насмешек товарищей. Но гораздо дольше мне слышались эти дурацкие, почти гамлетовские "йорики-майорики” Корявого. И на всю жизнь врезалось: ” За всё надо платить!”. Так я прощался с детством.
Появлялось неприятие уголовного мира и тюрьмы. Соответственно, входило в соз-нание уважение закона и законности. Но при этом, я никому , даже врагу, не пожелаю прой-ти через такой путь познания мира.
Следующий случай произошёл гораздо позже, в середине 70-х. Проишествие, свя-занное лично со мной, в какой-то степени - с баней, и первопричина которому, была ранее присущая мне способность фантазировать, да ещё и с вдохновением. Тянется, опять же, к Нарышкину.
Там, во дворе многоэтажного дома, по вечерам в беседке, уже после того, как наши отцы, настучавшись в домино, расходились по квартирам, собирались мы, детвора. И здесь, начитавшись Конан Дойля, Вальтера Скотта, Фенимора Купера, я вовсю раскручивал свои фантазии перед притихшими сверстниками. Может быть делал это из-за того, что было ле-стно внимание к моей особе, не отрицаю. Но главное всё-таки в ином.
Когда рассказывал, то словно сам начинал жить в выдуманном, полном приключе-ний, погонь и схваток мире. Я уходил сам и уводил за собой других из окружающей нас обыденности и серости. Мог ли я тогда предположить, в какую беду затянет меня однажды дурацкая черта характера. Вот уж, правда, пути господни неисповедимы.
Москва, первопрестольная! Наверное, всегда на историческом пути многострадаль-ной России ты будешь всё-таки не только как символ свободы и объединения, но и как могу-чая, всех и всё достающая, пиявка. Даже в благословленные времена развитого социализма, являясь рекламой полного достатка и обеспеченности, ты высасывала экономические соки из окружающих тебя областей.
И заявляю, с полной на то ответственностью, так как мой одноклассник, будучи машинистом электровоза, еженедельно водил составы с продуктами из Орла в Москву. В то время, когда прилавки областных, я уж не говорю о районных, магазинов Центральной Рос-сии были пусты, как пустыня Сахары.
Но ведь и сейчас мало что изменилось, правда теперь уже не в смысле продуктов и шмоток. Две трети (а вероятнее , и больше) денежного потенциала государства находится в любимой столице! Своё правительство, свои пенсии , своя шкала зарплаты - одним словом, государство в государстве. Десятки тысяч рабов (как москвичи их ласково называют-арбайтеры) разных националь-ностей из соседних территорий едут в это государство убирать улицы, строить дома и дороги, чистить дворы и туалеты, потому что кругом раззор и нищета.
Как, глядя на это, можно говорить о моральных ценностях, менталитете россияни-на? Мало того, заявляют с экрана телевизора, со страниц столичных газет, что-де не хочет россиянин трудиться, вот и прозябает в нищете и убожестве! На печке он мол лежит, да са-могонку пьёт. Ну , да Бог с ними , оставим на их совести эту политику.
Вернёмся в давно прошедшее время. Наконец-то, заканчивается моя командировка в Москву на курсы повышения квалификации. Десять дней нам, собранным сюда со всех кон-цов Союза геологам и геофизикам, читали лекции и проводили занятия по новейшей мето-дике рентген-радиометрического опробования оловянных руд и россыпей. Этот экспресс-анализ далеко продвигал вперёд геологические поиски и разведку.
Настроение в этот не по-осеннему тёплый день -прекрасное. Я был полон радужных перспектив - впереди ждала встреча с друзьями, новая работа, ведь меня , ещё молодого спе-циалиста , только недавно назначили начальником вновь созданного отряда. Я опять увижу так полюбившийся мне Тянь-Шань.
И хотя перерыв все корманы, с трудом наскрёб десять рублей, для полного счастья нехватало бани с хорошей парной. Билет до Фрунзе на завтрашний авиарейс в 9 утра, доку-менты и личные вещи положены в сумку, которая была закрыта в ячейке автоматической камеры хранения аэропорта Домодедово. В голове навязчиво крутился мотив ”Всё хорошо , прекрасная маркиза..”.
Правда, на ВДНХ , где я часто по приезде в Москву, любил париться, баня закрыта на сандень, на Красной Пресне - ремонтные работы, в Сандуны - надо было записываться заранее. Остановив двоих пацанов в кедах со спортивными сумками на плечах (уж спортсме-ны-то знают, где париться) я допытался, что к вечеру, если только и попаду, то только в Варшавские бани, да и то, желательно иметь блат. Как сейчас говорят- эти бани для крутых.
Но охота - пуще неволи. Снова метро, остановка Варшавское шоссе. Пройдя через сквер, стою перед старой архитектурой, из красного кирпича зданием. Рядом с массивными из резного дерева дверьми сверкает золотом распорядок работы - закрытие в 20.00. На моих часах - 20.45. Эх, да где наша не пропадала. Как любил говорить мой отец, вятский - народ хваткий.
Открываю дверь и захожу внутрь. Господи, красота-то какая: кругом зеркала, цветы, на полу и по лестницам ковровые дорожки, на окнах тяжёлые из бархата шторы, на потолке люстры, наверняка из хрусталя, так ослепительно горели. Людей в холле почти нет: лишь трое около гардероба, где подавал им плащи весь сверкающий золотом молодой парень, да в мягких креслах около стены- средних лет женщина и девушка. Разглядеть их толком не уда-лось, так как гардеробщик, он же по-видимому и швейцар, спешил ко мне - явно с не мир-ными намерениями.
Я, почти не задержавшись, продолжил свой путь навстречу ему, и не дав раскрыть рот, обратился: ”Слышь, земель, Михалыч сказал, подойти к девяти, но ничего, если я чуть пораньше?”.
И ведь, сработало! Михалычей, особенно в России, хоть пруд пруди, наверняка и здесь кто-нибудь, да и работает. Парень заулыбался: "Михалыч, который со второго? Нет, ещё не начинали, проходи.” Он кивнул на широкую лестницу, ведущую на второй этаж. Поднявшись и зайдя в дверь с надписью”Мужской зал”, я увидел помещение , заполненное кабинками, боль-шинство из которых уже были пустые, Банщики , в основном парни, в бе-лых халатах делали уборку полов и кабинок. Один из них с тряпкой в руках подошёл ко мне и сказал: ” Ты что , парень, мы уже давно закрылись!”. ”Да вот, Михалыч говорит подходи к девяти, самое то попаришься.”
И опять ведь пронесло, видимо, этот Михалыч пользовался здесь капитальным авто-ритетом. "А самого, что не будет?”. Не думая о последствиях, отвечаю:”Некогда ему сегодня, поэтому он мне и сказал, иди один - парни тебя встретят нормально”.
Банщик изобразил на лице улыбку: ”Друзья Михалыча - наши друзья. Пошли, тут один хмырь заторчал, мы ему сейчас под зад пина.” Мы подошли к одной из кабинок. От-крыв бархатные шторки, банщик обратился к низенькому, мокрому от пота лысоватому му-жичку: "Давай-ка, брат, одевай манатки и быстро- быстро отсюда. Ты что, думаешь, за свой четвертной тут сутки будешь париться?”.
Меня поразило не то, как угодливо засуетился мужик, а сумма - ведь в те благосло-венные времена билет в баню стоил двадцать копеек! А двадцать пять рублей, средняя пен-сия колхозника, У моей бабки, всю жизнь проработавшей в колхозе, пенсия была шестна-дцать рублей. ”Сейчас, сейчас, я только вот вытрусь!”."Ну, давай располагайся”- парень кивнул и вышел.
Кабинка была на одного человека: зеркало, диванчик, столик- всё из красного дере-ва. Заметив, что я смотрю , куда складывать одежду, мужчина сказал: ”Вы не будете на меня в обиде молодой человек , если ещё схожу разок , окунусь в бассейне? А вас я пивком уго-щу”. Тут я обратил внимание, что столик был полностью уставлен, частью уже пустыми, бу-тылками чешского пива, надо заметить, большой по тем временам редкостью. "Ничего, как-нибудь разместим-ся”, - благодушно разрешил я.
Мужчина ушёл, а я стал раздеваться. В это время раздался вой сирены, выглянув из-за шторок, увидел - все банщики, а это человек пятнадцать, начали сымать с себя одежду. Прибежал мой сосед по кабинке: ”Идите , там для вас уже парная готова.” Я поспешил.
Да, что и говорить, парная была приготовлена великолепно! Уж банщики для себя постарались! Даже воду в бассейне сменили. И десяток разнообразных веников- из берёзы, дуба, крапивы-приготовлены. Да, такое не забывается.
Прийдя в кабинку после первого захода, я там никого уже не застал, но зато на столе стояли пять бутылочек пива- чешского! Вообщем, до половины двенадцатого отводил душу. Но зная, что скоро закроют метро, а мне ещё надо добираться до Павелецкого вокзала, начал собираться.
Уже в половине первого ночи я спустился в метрополитен. На перроне было пус-тынно, обычное явление для метро в этот поздний час. На эскалаторе спускались две фигу-ры, электрички ещё не было, и немного спустя они подошли ко мне. ”Молодой человек, скажите пожалуйста, сколько времени?”- обратилась одна из них.
то была женщина около сорока пяти лет, и она, это сразу бросалось в глаза, стре-милась казаться более молодой с помощью всевозможных таблеток, диеты и упражнений. С этой же целью использовались различные ухищрения- глубокое декольте и коротенькая красного цвета юбка. Но с высоты моих лет она нисколько от этого не выигрывала, а наобо-рот, становилась похожей на карикатурную мадам из любимого нами "Крокодила”.
Ничего подобного, что бы подчеркнуть свою свежесть и красоту, не требовалось её спутнице, хотя чем-то неуловимым они были похожи друг на друга. Почему-то я решил сра-зу, что это мать с дочкой и , как выяснилось позже из разговора с ними, оказался прав. У де-вушки было чистое, открытое лицо, великолепные чуть навыкате с поволокой глаза, цвет которых разглядеть не давала слабая освещённость перрона. Гордо поднятая голова с корот-кой кра-сиво уложенной под Мирей причёской, чёрная сумочка через плечо, голубой костюм и золотистый шарф , небрежно повязанный на шее - это было что-то!
Правда, показалось, словно я где-то встречал их обеих. Мне бы задуматься тогда, но юности свойственен лёгкий склероз, особенно когда ещё не улетучилось действие 2,5 литров с хорошими градусами пива, и я задушил в зародыше шевельнувшийся было на душе червячок предчувствия.
Свою роковую роль пиво сыграло и во время разговора. На вопрос Оксаны Юрьев-ны, а именно так представилась расфуфыренная мадам, откуда я приехал, меня потащило на фантазии. А что, почему не помечтать? Ведь встретились случайно, да сейчас и расстанемся, а встретимся ли когда, Бог его знает. Никому не будет хуже от того , что я только сегодня прилетел с Магадана, а завтра мне срочно надо идти в министерство геологии, выбивать до-пол-нительные в этом году ассигнования. С этой, мол, целью я привёз с собой несколько ки-лограмм золота из буквально на днях открытой россыпи, а сумка с образцами - в камере хранения Домодедова. Шифр ячейки в моей голове.
В это время к перрону подошла электричка, и мы вместе зашли в вагон. Там разго-вор между мной, Оксаной Юрьевной и её дочкой Алёной продолжился. Как говорится, меня понесло, тем более, что моими соседями по общежитию все десять дней были коллеги из геологических организаций Магаданской области. Много различных историй пришлось вы-слушать за время нашего совместного проживания, и сейчас я успешно, судя по восхищён-ным глазам девчонки, реализовывал полученную информацию.
Узнал, что муж Оксаны Юрьевны- строитель и в настоящее время находится в дли-тельной производственной командировке в районе города Сусуман. Вообще, Алёна его в своей жизни почти не видела, так подолгу он бывает в разъездах. Незаметно как-то разговор коснулся вопроса моего дальнейшего проживания в Москве. Выяснилось, что меня здесь никто не ждёт, а я ещё никому не успел доложить о своём приезде. И я легко дал согласие, на время моего пребывания в Москве, пожить у них на квартире, тем более, что была отдельная комната. Только утром, как начнёт работать метро, я быстро смотаюсь в аэропорт за веща-ми.
На том и остановились. Вышли на остановке "Динамо”. Ещё минут пятнадцать еха-ли на ночном трамвае. Квартира, в которую мы направились, находилась на первом этаже. Для меня, не избалованного в жизни роскошью, она показалась сказочной красоты. Прихо-жая вся из дерева, в комнате великолепный гарнитур, чудная импортная стенка, импортный же цветной телевизор и совершенная по тем временам роскошь- видеомагнитофон.
И больше всего меня изумило , когда чуть попозже Оксана Юрьевна вкатила в ком-нату на колёсиках весь блестящий из себя столик. А на нём: фрукты в вазе, на тарелочках икра чёрная, сарвелат, шпроты, а главное, несколько бутылок великолепных крымских вин. Мне часто приходилось бывать раньше на этом чудном, обласканном богом, полуострове, попить тамошние вина, и я уверен, далеко до них импортным.
Такое мне приходилось видеть только в кинотеатрах, да и то - в иностранных филь-мах. Мелькнула мысль, что неплохо зарабатывает хозяин-строитель.
Суть, да дело, а первые бокалы чудеснейшего вина уже выпиты. Завязывается, а вер-нее сказать, продолжается беседа."Вячеслав, вот скажите мне, что помогает вам запоминать номера, вот, к примеру, номер ячейки?”."Да ничего проще нет, Оксана Юрьевна: первая буква имени, далее день, месяц, последняя цифра года рождения. Вот и всё. Как говорится, всегда этот номер при мне”.
Далее выяснилось, что Алёна, как и я, рыба, только мартовская, и родилась она в год змеи, я же в год быка. Оксана Юрьевна под предлогом, что ей надо позвонить в справочную и выяснить, когда идёт первая электричка на Домодедово, вышла из комнаты.
Из магнитофона тихо струилась приглушённая джазовая композиция, полусумрак комнаты - обстановка настраивала на лирический лад. Алёна закидывала вопросами о Севе-ре, Заполярье. Совсем недавно, буквально перед отъездом в Москву, удалось прочитать опубликованный в "Роман-газете” роман Олега Куваева "Территория”, и я ещё находился под впечатлением этого прекрасного произведения. Описанная в нём природа очень похо-дила на при-роду высокогорного Тянь-Шаня , с его вечной мерзлотой, сглаженным рельефом и чистыми, прозрачными речками.
Всё это помогало мне легко перевоплотиться в главного героя романа и жить пол-ной приключений его жизнью. Это не он, а я переплывал ледяную воду Паляваама, не он, а я умирал в заваленной снегом палатке, и не его, а меня спасла от смерти прекрасная девушка-чукчанка. Глаза Алены то увлажнялись,то загорались восхищением. "Мама, ты послушай, что рассказывает Славик!”- с восторгом в голосе обратилась она к матери, только что во-шедшей в комнату и державшей в руке ещё одну бутылку вина.
"Конечно, конечно милая , но только в начале мы подымем тост за прекрасный Се-вер и выпьем этого чудненького винца.” Она наполнила мой бокал вином , и мы чокнулись. Выпив, сразу почувствовал во рту неприятный привкус. С удивлением посмотрел на Оксану Юрьевну и заметил, что она со странной заинтересованностью глядит на меня. Хотел спро-сить, что случилось, а сам не могу языком пошевелить. В голове закружилось, глаза само-произвольно закрылись, и я упал навзничь на диван, на котором сидел.
Видимо, только могучее здоровье не позволило мне полностью отключиться. Но звуки уже доносились глухо, как откуда-то из-за стены. Мысли были лихорадочны и бес-связны. Зато я вдруг вспомнил, где раньше встречал этих женщин - в Варшавских банях! Да, это они сидели в креслах у стены! Но что случилось со мной?
Тогда я ещё ничего не знал о клофелине, о существующих уже психотропных препа-ратах и о людях, специализирующихся на отлавливании лохов и изымании у них всего цен-ного, включая жизнь. Но предчувствие нечто ужасного, как и когда-то давно в Нарышкине, наполнило меня. "Мама, ну не могла ты попозже!”- слышался плачущий голос Алёны. "Нельзя, моя девочка, Лерик будет здесь с минуту на минуту. Он уже должен возвращаться из Домодедо-ва. К его приезду должно всё быть готово”.
”Это она насчёт меня, наверное”,- мелькнула слабая мысль.
”Мама я не хочу, что бы с ним сделали, как с теми, не хочу!”. Алёна снова зарыдала. Где-то далеко послышался дверной звонок, и Оксана Юрьевна , по-видимому вышла из ком-наты, так как Алёна начала сильно трясти моё тело: ” Славик вставай, вставай скорее!”.
"Так, где этот гавнюк, пардон, мадам?”-послышался незнакомый мужской голос.”Ну, Алёнка ладно, молодая, навешал он ей лапши на уши, а ты-то как Юрьевна, старая калоша , экскьюз ми, клюнула, а? Что, не знаешь, с Магадана самолёты во Внуково прилетают!. Вот его документы. В командировке он здесь из Киргизии , ни на каком Севере, скорее всего не бывал, в отличие от твоего мужика на зоне. А в сумке, как у всякого командированного вме-сто золота, вон гляди, бельишко грязное, пардон, да книжки!” - голос мужчины сорвался на крик.
"Так, что будем делать, Лерик”- растерянно спросила Оксана Юрьевна.”Что,что! Как всегда! У меня багажник уже приготовлен”.”А может просто отвезём куда-нибудь, да выбро-сим?”.
”Да ты что, дура, если он выведет ментов сюда, то Ибрагимыч из нас свои любимые шашлыки сделает, уж я его хорошо знаю. Гляди, какое вино пил, да чем закусывал, а скоро очнётся и над нами смеяться будет! Нет, так не бывает, ЗА ВСЁ ПЛАТИТЬ НАДО, се ля ви !”.
"Нет, нет я не дам, я не хочу, вы не сделаете этого! Я буду согласна всё делать, что вы мне скажете!”-Алёнин крик - это было последнее, что уже с трудом смог я расслышать. ”Платить, платить, йорики-майорики”-мелькнуло в голове и - всё.
"Эй, милай!”-кто-то усиленно тряс меня за плечо. Я с трудом открыл глаза, болела шея от неудобного положения головы. Пространство заполнял знакомый гул зала ожидания железнодорожного вокзала. Ну, конечно, Павелецкий вокзал. И приснится же, такая чертов-щина. Но почему болит голова, и во рту неприятный кислый привкус? Вот сумка моя, а ведь я её оставлял в Домодедово, не мог же я до такой степени напиться, чтобы ничего не пом-нить? Тем более, что никогда ранее со мной подобного не происходило!
Тут я обратил внимание на сидящую рядом пожилую, лет за шестьдесят, женщину. Она была обставлена сумками и сетками, и явно из тех , кто каждую пятницу на электричках и поездах устремляются вслед за набитыми продовольствием составами в столицу. Надо пе-ред праздником купить что-нибудь вкусненького, да гостинцев детям и внучатам. Ух, до чего не любят их москвичи, как же - жить им мешают!
"Болит, небось, головушка-то?”-с участием спросила женщина.-” Уж очень тебя пьяного приволокли ночью дружки твои, мужчина и девушка. Как она горевала, глядючи на тебя! А мужчина просил разбудить тебя в шесть часов и сказать, что бы ты поспешил на электричку и срочно ехал в аэропорт, а то на самолёт опоздаешь. Ещё он добавил, если есть голова на плечах, то жить долго будешь. Ты бы, правда, милай, не пил больше так! Вон, мой-то мог бы ещё жить, да жить..”.
Не заглянув даже в сумку, что бы удостовериться на месте ли документы, и не дос-лушав разговорчивую женщину, я бросился на перрон пригородных электричек. Успел бук-вально впритык к завершению посадки на самолёт. В себя пришёл окончательно уже в полё-те, когда погасла надпись "не курить застегните ремни”. Болела голова, и я прижался лбом к прохладному стеклу иллюминатора.
Далеко внизу сквозь редкие облака - квадраты полей, огороженные заборами лесопо-садок, светлые нитки полевых дорог и чёрные стрелы шоссе, голубые пятна водоёмов - в об-щем, всё то , что мы называем Россией!
Самолёт уже развернулся и устремился на восток, навстречу новому дню, новым ба-ням! Сколько же их ещё впереди? Великое множество, не счесть!
Но что интересно, ведь в большинстве своём каждая из них не была похожа на преды-дущую: несла с собой новые встречи, новые впечатления и способство-вала выделению в кровь новой порции адреналина.
Да разве можно забыть баню в пустыне Бетпак-Дала, что находится в Центральной Азии? Летним днём водух в этих местах прогревается до 45*-50*, а песок раскаляется до та-кой степени, что по нему невозможно пройти босиком.
Наша геологическая партия, ведущая поиски золота, может выполнять работы только в утренние и вечерние часы, когда не так сильно печёт солнце. Но всё-равно, раз в неделю, после обеда, растапливается саксаулом установленная внутри двойной шестиместной палат-ки и обложенная обломками ороговикованных пород сборная железная печка. И вот, уже ближе к вечеру, по лагерю слышны оханье, аханье, шипенье раскалённых камней, звонкие шлепки веника, что заранее был заготовлен в березовой роще под Алма-Атой. А уже позже, когда стемнеет и в лагере станет чуть прохладней, все собираются в кошмяной юрте, при-способленной под столовую, и начинается чаепитие с бесконечными рассказами и байками. Бич, у которого за плечами 15 лет строгого режима и не признающий сантиментов, вдруг с умилением начинает вспоминать свою давно брошенную семью, мать, прохладные и чистые воды родного Енисея! Да и мата почти не слышно в эти минуты. Словно появляется на свет новый человек!
А баня в Чаеке, центре одноимённого высокогорного района Киргизской ССР? Это было время начала 70-х прошлого столетия , когда Россия, сама не вылезая из нищеты, ин-тенсивно помогала строить светлое будущее отсталым окраинам могучей державы. Вот и здесь, в этом посёлке, наконец-то была построена общественная баня с благой целью при-учить местное население к достижениям цивилизации. Мой отряд вёл в этом районе гидро-геологические изыскания с целью поисков и подсчёта запасов месторождения подземных вод. И вот я, узнав про баню, собрал мужскую часть сотрудников и повёз в Чаек. Баня была роскошная: большая , на два отделения - мужское и женское, с парной, прекрасными разде-валкой и моечной.
Моющихся было немного, да и те почему-то после того, как мы разделись, быстро собрались и ушли из бани. Ребята начали мыться , а я пошёл искать парную. Но когда я рас-пахнул дверь с надписью на русском языке”Парная”, то в нос ударил удушающий запах: эта комната явно была превращена в туалет. Пришлось быстро закрыть дверь и отбросить все мечты о парилке. Но одного удара судьбы было видимо мало. Только я набрал воды в тазик, как услышал за окнами какой-то шум. Выглянул в раскрытую форточку и увидел перед баней толпу киргизов, человек под пятьдесят. Они были явно чем-то недовольны, так как возбуждённо жестикулировали и что-то громко кричали.
Первая мысль была - пожар! Но я сразу отогнал её , ведь никто не двигался с места. И тут у меня мурашки забегали по ещё не мытому телу. Удалось разобрать о чём киргизы кри-чали явно в наш адрес:”Русский чечко!”, что в переводе означало-"русский свинья!”. Нас было всего шестеро, а ситуация складывалась критическая: с мордобоем и кровопусканием! Только в чём всё-таки дело? В это время прибежал напуганный банщик-киргиз и дрожащим голосом всё объяснил.
Оказывается мы нанесли тяжкое оскорбление святым чувствам местных жителей, раз-девшись до гола и осквернив этим баню! Ведь они моются в бане только в трусах. Вот тебе и развитый социализм! Когда же я попросил позвать милицию, то услышал, что милиция скоро не будет, а толпа сейчас ворвётся в баню. Так, не помывшись, оделись и позорно ретировались через запасной выход.
Да, много их было бань - и по-чёрному, и по-белому! И каждая , как новая страница в книге жизни. Можно листать, листать..
Дед у меня был превеликий сказочник. Он вечно рассказывал мне про Шулигиных, маленьких гномах, помогающих деду Морозу раздавать подарки, про лесных духов, которые путают тропинки и выводят на ягодные полянки, о домовом, который ест мусор с паласа и квасит у кошки молоко в миске. Очередным рассказом в его перечне о домашней и лесной нечисти, стал Банный Черт. К нему дед относился с особым уважением. У нас в саду стояла маленькая банька по- черному, в которой мы парились и мылись. В баньке было тесно и жарко, мы забирались на нестерпимо горячий полок, плескали на каменку из большущего ковша мятным квасом и «жваркались» вениками до того, пока не становились похожими на вареных раков. Потом бежали к реке купаться. В полу баньки у нас была щель в которую я вечно роняла мыло. Однажды, когда я в очередной раз уронила обмылок, дед улыбнулся: — Ничего, Банный Черт съест, он земляничное мыло ох как любит… — Какой еще Банный Черт ? — сразу ухватилась я. — Как, ты про Банного Черта не знаешь ? — искренне удивился дед — Это же хозяин бани ! Без него и пару нет и веники служат дольше, он их подсушивает, да расчесывает специальной гребенкой. А если не по нраву чего, то он, когда из бани вымытым выходить станешь, возьмет да и мазнет тебя сажей. Я недоверчиво посмотрела на деда. Да нет, не врет вроде, серьезно говорит: — А ты его видел ? — Видел, как не видеть, только не так, чтобы сесть да поговорить, а мельком. Захожу как- то баню затапливать, слышу, возится кто- то. Смотрю, а он тряпочкой тазики натирает, да переворачивает, чтобы порядок был, значит. Сам маленький такой, чумазый, рожки на макушке, лохматый — жуть, из ушей дымок валит, губы красные, что у бабы накрашенной, хвостик свиной, нос пятачком и глазенками — так и зыркает, так и зыркает. Поглядел я на него, тихо стоял, боялся спугнуть, да только он все равно меня заметил, пальцем погрозил— не гляди, мол, не положено и в печку— прыг, поминай, как звали. — Так, может, он обиделся и ушел из нашей бани ? — глядя прямо на деда, встревожилась я — как же мы без него- то будем ? — Не переживай, он, конечно, обидчивый, да только ты к нему с добром и он к тебе — с добром. Ты мыло почаще ему кидай, только не новое, новое уж больно мылится, с нового он икает мыльными пузырями, а обмылки. Он всякое мыло ест — и хозяйственное, и душистое, лишь бы с душой кормили. Он у нас хороший. — А как его зовут ? — меня так и распирало от любопытства. — Просто Банный Черт зовут. Ладно, пойдем купаться, а то не могу, жарко… — он спрыгнул с полка, выскочил в предбанник — босой, румяный, улыбающийся, помахал мне рукой. Прошло с неделю с тех пор, как дед рассказал мне о хозяине нашей бани. Я теперь каждый раз бросала обмылки земляничного мыла в щелочку со словами «кушай на здоровье» и мечтала увидеть Банного Черта. Однажды я зашла в баню взять горячей воды, чтобы постирать рубашку. Зачерпнула было уже из бачка кипяток, как вдруг почувствовала прикосновение к плечу чего- то мягкого, словно совсем маленький котенок дотронулся лапкой. Повернулась, нет никого и только что- то закопошилось за каменкой и вроде ворчливый голос скрипнул: — Не расплескай водичку- то, неумеха — и еще хихикнул вроде. Я быстро постирала, снова вошла в баньку, села у печки, шепнула в темноту: — Ну покажись, не обижу… Тишина. Никто не отозвался. На следующий день снова пришла, принесла обмылок жасминового мыла, оставила на полке. Вечером истопили баню, помылись. Стала выходить, опять что - то мягкое, теплое коснулось щеки. Глянула в зеркальце — в саже щека. Чего- то не по нраву, видно, банному жителю. Рассказала деду с обидой: — Я ему мыло принесла, покормила, а он меня сажей измазал. — А какое мыло было ? — дед пил крепкий чай с черемухой, кряхтел, чесал ногу. — Жасминовое… — Ах вот оно что ! — дед улыбнулся понимающе — забыл сказать, у него изжога с жасминового… — Все как у людей…— засмеялась я. С тех пор я носила Банному Черту земляничное, глицериновое, ромашковое мыло, оставляла в крыжечке шампунь, а он за это начищал тазики до блеска, и веники у нас всегда были душистые и свежие, словно только вчера наломанные. Больше мы с ним не ссорились и часто, выходя из бани я чувствовала прикосновение его мягоньких, волосатых пальцев, но сажей он меня не мазал, за свою считал.
22 июня 2006 года Елена Андреевна Холодова Источник Проза.ру
