Гошка слез и сел на низенькую лавочку на полу баньки.
- А когда париться будем? – спросил он.
- А сейчас и начнем. Вот остынешь немного и начнем. Давай обдам тебя водичкой.
Я зачерпнул ковш воды из следующей кадушки, куда сливают часть кипящей воды из котла при топке бани, чтобы она остывала и была готова для мытья, и окатил Гошку. Тот завизжал от удовольствия.
- Ах, Коль, как хорошо! Только жарко!
- Это еще не жара. Сейчас поддам на каменку, вот будет жара.
И я поддал на каменку несколько ковшей. Пар резкой струей ударил в потолок и вихрем пролетел по всем углам. Гошка от страха упал на пол.
- Не боись, Гоха. Хотел русской бани – получай. Это тебе не джакузи или жестяная мыльница дома. Баня это, Гоха, русская, понял?
- Понял. Но мне жарко.
- Терпи, брат, если хочешь кайф словить. Мы же с тобой не мацу жевать приехали... Давай на полок, - скомандовал я, видя, что Гошка направился к двери.
- Нет, не могу.
- Надо, Гоха, надо…
Я схватил его за голое плечо и потащил на полок.
- Потерпи минут пять, больше подкидывать не буду. Пройдусь по твоей шкуре веничком – и будет тебе русская баня в кайф.
С трудом, но Гоха залез на полок. Я положил его вдоль и потихоньку, чтобы окончательно не испугать, прошелся веником по тощему телу.
- Ой, хорошо! Коль, а, Коль, ты потише!
- Да что ты как ребенок. Лежи, мать твою! Пришел в баню, чего ломаешься? – и я подкинув еще немного на каменку принялся парить Гоху по полной программе.
Тот, видно, решил терпеть. Стыдно стало. Действительно, не ребенок. Мужик он или кто? Но когда я дошел до вересового веника и ударил по его заду, Гоха не выдержал, вскочил с полога и с криком «Не могу!» выскочил из бани в предбанник. Я крикнул:
- Завернись в простыню. Посиди, попей квасу. А я без тебя сам попарюсь.
Наподдавав на каменку я парился минут десять, напевая от удовольствия свою любимую песню про черноморскую чайку,доставшуюся мне в наследство от отца: «Чайка, белокрылая чайка, моя любовь…»
Выскочив из парилка красный как рак, я проскочил предбанник, толкнув ногой дверь, и как есть рухнул в глубокий сугроб.
- Ах, красота! Вот она жизнь! – вопил я от удовольствия.
Гоха, напившись прохладного квасу, сидел, закутанный в простыню, не зная, что ему предпринять.
- Коля, не простудишься?
Но я не слышал этого вопроса, увлеченный снежной ванной. Задубев от снега я снова шуганул в баню, и вместе с собой захватил остывшего в предбаннике Гошку.
- Начинаем греться по-новой. Садись, Гоша, на полок, и давай бери веник. Теперь париться будешь сам.
К концу второго захода я, залезший в самый угол полка, повернулся к Гошке, сидевшему внизу на лавочке:
- Гоха, кинь-ка ковшичек, что-то пару маловато.
Гошка, очумевший от жары и пара согласно кивнул, зачерпнул в кадушке воду в ковш и с силой кинул на меня. Мой дикий крик разнесся по всей деревни:
- Ты что,ох...л! Куда кипяток бросаешь мать тебя разэтак?! На каменку надо, а не на меня!
И стремглав выскочив с полка,я рванул снова в снег. Гошка, наконец, понял, что не туда бросил, и выскочил вслед за мной.
- Коля, я же не знал… Думал, там обычная вода. Ну та, что ты меня поливал.
- Пошел ты на х..й! Думал он… Не, тем местом, ты думал!
Потом, остыв в снегу и войдя в предбанник, я осмотрел себя. По всему телу разлился ярко-красный цвет обожженной кожи.
- Хорошо, что яйца не задел! А то бы я тебя, урода, убил, - причитал я. – Это надо же! Попроси дурака богу помолиться, он и лоб расшибет. Эх ты, Гоша, сукин сын!
Смазав ошпаренные места какой-то мазью, найденные в дачной аптечке, я сказал:
- Баста, Гоха. Я тебе показал, что такое русская баня, но с тобой туда ни ногой больше. Понял?
Гоха виновато кивал головой:
- Понял, понял, извини, не хотел.
- Все, тема закрыта, собирай вещи и домой.
- А как же стол, угощение?
- Ничего не надо. Сыт по горло.
На обратной дороге боль в обожженных местах после мази постепенно утихла. Мелодичная музыка умиротворенно жужжала в салоне джипа. Тепло, уютно… Ко мне вернулось доброе настроение.
- Ты, Гоха, как в фильме «Калина красная» у Шукшина, бухнул меня кипятком. Я думал, что только в кино такое бывает... А оно, оказывается, и в жизни... Надо, видно, выбирать, кого приглашать в баню.. А,как ты думаешь? и толкнув локтем Гоху,засмеялся.
У Гохи отлегло: «Слава Богу, пронесло!»

Источник ПрозаРу

ЕвГений Кис

Засели три мужика в баньке попариться. Традиция у них была такая: каждый год, 31 числа, они ходили в баню – мыться. Выпили, как полагается, пива с водкой. Рыбкой заели, сидят, потеют. Тут их взял Банник, да прихватил, что моются они не в урочное время. Косит на них радужными глазами хозяин бани и кулаками грозит. Ну, мужики скумекали, и ему налили. А он все одно:
- Расскажете мне по байке, - говорит. - Тады отпущу.

От пара и количества выпитого, мазок отказывался работать, тада первый мужик налил для вдохновения и начал:
- Что делал слон, когда пришел Наполеон? Сперва травку щипал, а потом тупо ржал: качественная трава была, и вставила слона от хобота и до хвоста.
- Маковая, - со знанием дела вздохнул Банник.
Второй мужик следом подхватил за товарищем:
- У меня зазвонил телефон: «Кто говорит»? «Слон». Ну если слоны уже разговаривают, то мне пора в дурдом.

А третий воодушевился и выдал:
- Идет бычок, шатается, вздыхает на ходу: «Вот досточка кончается, сейчас я упаду». А неча было пить бычку. Конечно, любят их в Индии и священными считают, поэтому часто наливают. А это вредно для здоровья, скажу я вам, пить бычкам.

Мудрость: «Пить всем вредно», - сказал Банник, напуская побольше пару, ведь мужикам уже было все равно, как вскрытие позже показало.

Байка из баньки

Сергея Пронина - в обиходе просто Проня - ветераны спорта полушутливо называют пресс-секретарем областной федерации дзюдо. Хотя он к этой должности не имеет ровным счетом никакого отношения, потому как и должности-то такой в природе не существует. Да и сам мастер спорта по дзюдо вряд ли сменит баранку своей таксистской тачки на диктофон специалиста по связям с прессой.

Тут я сразу должен оговориться, что этот мифический пост наш герой занял по праву. Ибо человека, более осведомленного в дзюдоистских делах, в родной Челябе вы не найдете. Даже старший тренер сборной команды области Александр Миллер не удивляется тому, что Проня оперирует такими фактами из его личной жизни, о которых он "еще только подумал". Из-за чего подозревает, будто Проня многие новости (читай - байки, сплетни, слухи) сам придумывает, а затем сам же их распространяет. Но парадокс в том и заключается, что никто и никогда не мог уличить Проню во лжи. Отсюда, видимо, вместо оскорбительного "трепач" за ним закрепилось то самое вполне уважительное прозвище, с которого я и начал мой рассказ. Но ближе к сути.

Сидим мы в прошлую субботу в бане после игры в любимый борцами регбол. Парок - так себе. Кайфу - ноль. И настроение от этого все хуже и хуже, особенно у проигравших. И тут Проня, психолог этакий, начинает:

- Гриню бы сюда (имеется в виду легендарный Григорий Веричев), он бы сразу определил, в чем тут загвоздка.

- А почему именно Гриня? - удивляется Слава Попов, тоже мастер спорта.

- Да ты, Славик, не знаешь, кто главный специалист по баням? - удивляется Проня и, не дожидаясь ответа, продолжает: - Гриня же покруче всякой госприемки будет. Его сам Миллер к себе на дачу привозил - новую баню заценить. Кстати, интересный случай. Гриня походил вокруг да около, посмотрел, пощупал, понюхал - придраться не к чему. Он же не любитель чужое хвалить, но здесь помалкивает, не критикует. Миллер уже было обрадовался. Да не тот Гриня человек, чтобы не найти какой-нибудь недостаток. Вдруг он радостно оборачивается к Миллеру и прямо в лоб: "А все-таки лажа есть! Сверчка не хватает..."

Гром смеха заглушил окончание рассказа Прони. Из парилки мы высыпали в приподнятом настроении и без особой обиды на банщиков-халтурщиков. Спасибо нашему пресс-секретарю. Ну а правду он нам поведал или пошутил беззлобно - пусть Миллер с Веричевым определяют. Им виднее.

Как всем известно, водораздел Танюрера* и Вульвывеема** не самое жаркое место на Земле. Исходя из этого постулата и не обращая внимание на то, что летом температура воздуха зачастую подскакивалала за +25 по Цельсию, геологи, практиканты, бичи и даже геофизики снабжались кукулями***. Но, поскольку кукуль - предмет роскоши длительного использования, то они были старые. С протёртой местами до дыр подкладкой. И в эти дыры лезла кукулятина****.

Она витала в воздухе палаток, проникала в ноздри и налипала на портянки. в углах палаток скапливалась клубками, перед которыми назойливый московский тополиный пух покажется незначительной малостью. Её приходилось вылавливать из кружек с чаем буквально перед каждым глотком...

Она была вездесуща и неистребима. И реплика "Мля, кукулятина" вполне могла бы служить девизом того полевого сезона.

И был банный день. Была протоплена каменным углём (ибо дров в округе не было абсолютно) банька, стоящая на берегу реки Вульвывеем. И мы, естественно, парились. А из парилки ныряли в ледяную воду вышеупомянутой быстрой реки. После очередного "заплыва"я, вылезая на берег, обнаружил у себя седину в, скажем так... Впрочем, не будем говорить где. И так понятно.

"Старею..." - мелькнула мысль. Но присмотрелся - и склоны Чукотских гор эхом подхватили: "Мля, кукулятина!"
________________________________

* Исток р. Анадырь.
** Исток р. Амгуэма. Если кто-то думает, что это слово латинско-чукотское, то это не так Smile.
*** Спальный мешок (мешок, в котором спят) из оленьей шкуры. Для сохранности обшивается снаружи тонким брезентом, а изнутри плотной х/б-шкой)
**** Оленья шерсть из кукуля.

Деревенская баняБани и купальни существовали задолго до нашей эры. Парные или потовые бани считались лучшим очищающим и лечащим средством у древних египтян и греков, халдеев и финикийцев, индийцев и китайцев, викингов и славян... Из древнегреческих мифов известно, что боги пользовались паровыми ваннами, чтобы сохранить юность и бессмертие. Родоначальник медицины Гиппократ при многих болезнях заменял лекарства парной. У римлян был девиз: «В бане спасение!»

Испокон веков люди верили, что омовение защищает их от болезней, которые исходили, по их мнению, от нечистой силы. Поэтому все религии древнего мира требовали очищения тела перед молитвой и вхождением в храм. Культ бани на западе отчасти трансформировался вместе с религиозными мировоззрениями — уходило время язычества, наступало время Единого Бога.

Русская баня, как составляющая часть национальных традиций, и русская духовность, как их основа, всегда отличались самобытностью. Со времен Великого переселения народов «словени» осели на огромных просторах, не имевших строго очерченных границ. Их особенности вынуждали вести напряженную территориальную и духовную борьбу с соседними народами, имевшими другое вероисповедание. В ходе этой борьбы сформировалась русская духовность, которую нельзя отнести ни к западной, ни к восточной.

Надо отметить, что с принятием христианства на Руси не произошло резкого противостояния между языческими обрядами и православными. Как сообщал в Рим в начале 15 века кардинал Д'Эли «русские до такой степени сблизили христианство с язычеством, что трудно сказать, что преобладает...»

Русская баня — важная, неотъемлемая часть национальной культуры и национальной духовности. Первые письменные упоминания об отечественных паровых банях относятся к дохристианским временам. Еще Геродот отмечал, что жители древнерусских степей всегда имели среди своих поселений специальные хижины с вечно горящим огнем, «где раскаляли камни докрасна и на них поливали воду, рассыпали конопляное семя и в жарких парах омывали свои телеса».

Из сохранившихся источников мы узнаем об удивительных банных обычаях, которые складывались у древних славян. По языческим поверьям существовал, например, крошечный старикашка с длинной, покрытой плесенью бородой, который жил в бане и величался банником. Его злой воле приписывались обмороки и несчастные случаи в бане. Любимое развлечение его — шпарить моющихся кипятком. Во время венчания в церкви особое место занимал другой банник. Он представлял собой каравай из чистой ржаной муки, с отверстием сверху для соли, зерен ячменя и лука, символизирующих достаток в хозяйстве, пекшийся накануне свадьбы перед девишником и зашиваемый в скатерть в бане. Банник приносился людьми обыкновенно к самому клиросу, символизируя прочность брачного союза. Свадебный церемониал с банником свидетельствовал о включении банной символики в систему православного венчального торжества. В частности, свадебное шествие открывалось именно выносом банника, за которым следовал священник с крестом и только после них молодые с иконами.

Существование древних славянских обычаев, связанных с баней, объясняется, прежде всего, органической их связью с национальной духовностью. Древние славяне верили: рождение, как и смерть, нарушает невидимую границу между мирами умерших и живых. Понятно, что такому опасному действию незачем было происходить вблизи людского жилища. У многих народов роженица удалялась в лес или тундру, чтобы никому не повредить. У славян рожали не в доме, а в хорошо истопленной бане. Когда малыш появлялся на свет, отец — глава семейства — торжественно выносил новорожденного и показывал его Небу и Солнцу — не садящемуся, но восходящему, — на долгую жизнь, огню Очага, Месяцу — опять же растущему, чтобы дитя хорошо росло, прикладывал к Земле — матери и, наконец, окунал в Воду, таким образом малыша представляли всем Божествам Вселенной, ее стихиям, отдавали под их покровительство. 6 А по старинному поверью уже в христианские времена Чистый Четверг (четверг на последней страстной неделе Великого поста, посвященный воспоминаниям о страданиях Спасителя) считался в народе днем выхода мертвых. В этот день и топили баню, тем самым поминая умерших. Об обычае поминальном — топке бани, есть упоминание в слове Иоанна Златоуста «Святоотеческие традиции» и в слове св. Григория Великого.

В первой русской начальной летописи, написанной монахом Киево-Печерского монастыря Нестором в начале 12 века, есть замечательный рассказ о любви русского человека к своей родной бане, который ведется от лица непредвзятого в своем мнении чужеземца. Этим чужеземцем был св. Апостол Андрей Первозванный: «Разденутся люди, будут наги и обольются квасом кожевенным и поднимут на себя прутья молодые и бьют себя сами и до того, что вылезут чуть живые и обольются водою студеною и только так оживут. И творят это никем не мучимые, а совершают омовение себе».

Прошли столетия, но русские не изменили своей любимой традиции — по обычаю предков посещать баню. Во времена Петра Великого всемерно поощрялось строительство бань и за их постройку не взымались пошлины. «Эликсиры хорошо, а баня лучше», — говорил Петр.

Многие путешественники с восторгом рассказывали о таком феномене как русская баня. «Русские бросаются совершенно нагие даже в начале зимы из самых жарких бань в самую холодную воду и чувствуют себя по окончанию всех банных операций как бы вновь рожденными», — читаем в дневнике камер-юнкера Берхолыда, находившегося при императорском дворе Петра Первого.

Да, именно вновь рожденными. Но сами русские всегда придавали бане особое значение, рассматривая ее, прежде всего, с духовной точки зрения. Ярким примером может служить рассказ Василия Шукшина «Алеша Бесконвойный», из которого видно главное — что же такое баня для русского человека: «Он входил в баню и всякое вредное напряжение совсем отступало, мелкие мысли покидали голову, в душу вселялась некая ценность, крупность, ясность — жизнь становилась понятной, Алеша входил в баню, как в храм». 9 Тело у православных христиан всегда называлось храмом для души, а душа храмом для духа, поэтому и содержание обоих храмов должно быть подобающим. Иначе говоря, чистота тела и чистота души нужны для того, чтобы в нас мог жить дух — дух чистый, Дух Божий.

В «Славяно-русском лексиконе», составленном в начале 17 века иеромонахом Памвой Берындой и опубликованном в 1627 году, толкование слова «Баня» включает в себя и понятие «Крещения». Схожее осмысление бани отмечено в средневековой христианской традиции Западной Европы — в «Пастырском слове на Богоявление» римского епископа и мученика Ипполита. Он отождествлял очистительную силу крещения с «баней возрождения».

Леонардо да Винчи, вслед за древними философами, говорил: «От воды все в мире живет. Жизнь — это одушевленная вода». Обряд омовения водой, как символ очищения, известен в православии как таинство крещения. Банный обряд омовения можно сравнить с обрядом крещения по той схожей сути, которую они несут в себе — кульминационным моментом этих таинств является очищение.

Св. Апостол Павел утверждал: «Есть тело душевное, а есть тело духовное». Об этом же говорил Феофан Затворник: «Есть тело, есть душа, а есть дух — то есть та сила, которую вдохнули в нас при крещении». А это значит, что при погружении в купель очищается духовное тело, происходит совосстановление его с Христом, воскрешение человека для служения Богу. Совершая таинство миропомазания — через обряд крещения — члену церкви передается печать благодати Святого духа. В православном учении здоровье рассматривается как величайший дар Божий. Однако физическое благополучие никогда не являлось для подвижников основной целью, а служило лишь средством для следования по житейскому морю ко спасению. «Что пользы тело здоровое иметь, но душу немощную и расслабленную», — писал Св. Тихон Задонский.

Поскольку душе предназначена жизнь вечная, а тело бренно и тленно, то вполне понятна и объяснима такая точка зрения.

«В здоровом теле — здоровый дух», — говорили еще наши предки. Во все времена русский народ имел универсальный инструмент для оздоровления души, тела и духа. Это — русская баня, которая дарует человеку возможность единения с Природой и через нее — с Богом.

Источник: http://www.rustrana.ru/

Баня

К ненастью у бабушки ломило спину. Лечилась она своеобразно - просила меня "потоптать". Бабушка становилась на четвереньки у дивана, я забирался ногами на ее спину и топтал. Старушка кряхтела и поворачивала то один, то другой бок. На два-три дня боли утихали, но наступал момент, когда надо было лечить спину всерьез. Тогда бабушка отправлялась в баню.
Баня была старая, в ней мылись еще колодники, которых в прошлом веке гнали в Сибирь через наш город. Топили ее углем два черных кочегара. Зимой баня парила, словно котелок с картошкой. Не только из трубы, но и из-под крыши, от окон валил белый пар. За сто лет банных трудов кирпичи отсырели и плохо держали тепло. Поэтому баню начинали топить еще с ночи.
Бабушка шла к открытию. Березовый веник торчал из ее самодельной сумки. В бане бабушка проводила целый день. И даже не просто в бане, а именно в парилке. До сих пор не понимаю, как выдерживало ее маленькое, сухонькое тело многочасовые истязания жарой и прутьями...
В этот день моей обязанностью было привести бабушку из бани. Поздним вечером я приходил в уже опустевший банный коридор, открывал дверь в женское отделение и, преодолевая желание заглянуть, кричал: "Тетенька, позовите бабушку Звереву!"
За дверью раздавался смех, потом выходила банщица и говорила: "Посиди, сынок, подожди. Твою бабушку только еще из парилки вывели..." Через полчаса выходила раскрасневшаяся помолодевшая бабушка, и мы шли домой. Спина после этого с месяц ее не донимала.

http://zverev-art.narod.ru/ras/b8.htm источник

Машина медленно продвигалась по ухабистой дороге средь сказочно-красивого зимнего леса. Безмолвным спокойствием спящая природа действовала на всех нас умиротворенно. Мы удалялись от городской суеты и даже мыслями, на несколько ближайших часов, возвращаться туда не хотели. Долгожданный выходной, после, казалось бы, бесконечной рабочей недели, наши приятели предложили провести в загородной баньке. Не могу сказать, что являюсь большим поклонником и знатоком бани, но, не упуская возможности, с удовольствием предаюсь банным процедурам.

Мне вспомнилось, как в прошлый раз, мы с Юлей из жаркой парной выбегали на улицу, прыгали в снег и, захлебываясь от восторга, возвращались на раскаленные полати. Наши мужья предпочли наблюдать за этими действиями со стороны, но участвовать в них категорически отказались. В этот раз я не забыла про фотоаппарат, нужно обязательно для истории запечатлеть пару снимков нашего «моржевания». Закончились последние метры тряской дороги, автомобиль остановился и замолчал, выдохнув последнюю дозу углекислого газа. Мои мечты и воспоминания превратились в реальность. Вот и банька, похожая на пряничный домик с рождественской открытки, укутанная снежным покрывалом, искрившимся серебром в лучах яркого зимнего солнца. Над крышей увивался сизый парок.
Володя выгрузил сумки с банными принадлежностями и прочей сопутствующей атрибутикой. Мы с Юлей сняли куртки и лениво потянулись в предвкушении предстоящей неги. Саша, на правах хозяина, пошел проверить готовность бани.

- Ну кто так топит!? – Раздался раздосадованный голос Саши с риторическим вопросом из глубины банных помещений. Продолжая вести беседу сам с собой, он продолжил, – Вода в баке кипит, из всех щелей пар валит! Дымом пахнет…

Дым. Мне тоже показалось странным явление сизого пара над крышей, я вслух высказала свои подозрения, не ожидая, что это будет командой к действию. Через мгновение, мы, все четверо, стояли перед баней, задрав головы вверх, где увивавшийся сизый парок уже никому не казался столь романтичным.
- Быстро сюда, баня горит!! – Крикнул Саша в мобильный телефон.

Я не успела удивиться, кому могла быть адресована данная команда, как от домика для работников, расположенного в сотне метрах от нас, стремглав неслись две фигуры. По прозвищу Граня и Окунь, в миру просто – Денис и Толя, молодые ребята, работники этого загородного хозяйства, наверняка могли бы претендовать на мировой рекорд по преодолению короткой дистанции с препятствиями.

Два этажа деревянного строения быстро наполнялись едким дымом, но огня нигде не было видно, однако, все хорошо понимали – нет дыма без огня. Пытаясь освободить многочисленные помещения от дыма, кто-то распахнул окна и открыл настежь входную дверь. Володя прокричал в задымленное пространство:
- Не смейте окна открывать, тяга откроется, всё вспыхнет мгновенно! – Голос его прозвучал убедительно, не зная, что такое тяга, даже я поняла, что она опасна. Хотела сделать ему замечание по поводу присутствия матерных слов, но передумала, так как комментарии и изъяснения на ненормативной лексике на все манеры и голоса слышались отовсюду.

Саня отдал приказ снимать обшивку со стены над печкой, но и там очага возгорания обнаружено не было. Мужская кампания с ведрами воды переместилась на второй этаж, откуда вслепую стали заливать воду во все имеющиеся щели вдоль трубы дымохода. Я схватила попавшееся под руку свободное ведро и направилась в помывочное помещение, где располагались бочки с водой. Набрав воды, огляделась и отметила, что дыма стало значительно меньше, на всякий случай, открыла дверь в парилку, откуда на меня вырвался столб огня! С пронзительным воплем, что-то типа «огонь» я выплеснула из ведра воду на пламя и захлопнула дверь. Послышалось шипение воды на раскаленной каменке, одновременно над головой раздался топот, грохот и продолжительный ритмичный звук тяжелых ударов (как потом выяснится, это Володя мягким местом считал ступени с верхнего этажа). Через мгновение рядом со мной оказались четыре мужских фигуры, я указала на дверь парилки и тут же была выпихнута через порог в раздевалку. Хотела обидеться за непочтенное отношение к женщине, но не успела, кто-то мне придал ускорения, преодолев еще пару порогов, я оказалась на улице. Следом, прихрамывая, выбежал Володя, выкрикивая на ходу:

- Пожарных вызывайте! – Он склонился над сугробом, прихватил пригоршню снега, обтер лицо и всё так же, прихрамывая, растворился в задымленном помещении.
Мне потребовалась целая вечность, чтобы вспомнить номер телефона – 01.

- Служба спасения слушает. Что у вас произошло? – Вышел на связь диспетчер.
- У нас – пожар! – Совершенно не представляя себе, как вести переговоры с подобными службами, сообщила я.
Далее девушка-диспетчер быстро и без лишних слов поинтересовалась:
- Что горит? Где вы находитесь?

На первый вопрос я точно знала ответ:
- Баня горит. – Второй вопрос я переспросила у Сани, который выбежал с безумным взглядом и, отплевываясь от дыма, стал обтирать лицо снегом:
- Саш, где мы находимся, как сюда пожарным проехать?

- Не надо пожарных. Пламя сбили. Дальше сами справимся. – Прерывисто дыша, отчеканил Саня.
Я извинилась перед собеседницей, пообещала позвонить «если что» и отключилась.

Юля стояла рядом, и что-то нервно искала по карманам, приговаривая:
- Где моя зажигалка? Куда я сигареты положила? – Я почему-то провела аналогию с тонущим кораблем, на котором кому-то вдруг захотелось пить.
Между тем, из бани поочередно продолжали вылетать Володя, Граня (он же Денис), Окунь (он же Толя) и Саня; отплевываясь и откашливаясь от дыма, глотнув свежего воздуха, все они поочередно возвращались обратно. Дым над крышей сгущался. В следующий свой визит на свежий воздух, Саня почти обреченно заявил, что нужно вызывать пожарных.

В мобильном телефоне раздался знакомый голос диспетчера, но я, всё ещё так и не зная, как объяснить наше место нахождения, передала трубку хозяину бани. Пока Саша рассказывал, на каком повороте, куда нужно повернуть, в дверях бани появился Володя и, с оптимизмом в голосе сообщил, что пожарные не нужны. Саша без церемоний пробормотал в трубку, что пожарные нам не нужны и отключился. Дверь снова открылась, баня вместе с седым дымом выдохнула Толю. На улице мы впятером с беспокойством оглядывали друг друга. Отсутствовал один участник событий!

- Граня! – Саня с криком распахнул дверь и ворвался внутрь дымящейся бани, следом за ним сорвались с места Володя и Толя-Окунь. Мы с Юлей снаружи остались дожидаться новостей. Относительно быстро и все вчетвером, добровольные спасатели вернулись обратно и, глотая морозный воздух, пришли к общему заключению – без пожарных не справимся.

В мобильном телефоне раздался хорошо знакомый голос диспетчера:
- Где вы находитесь?
Всё еще не зная ответа на ее назойливый вопрос, я обратилась к присутствующей публике:
- Кто расскажет дорогу пожарным? – На меня все посмотрели с видом, будто я у них пытаюсь выведать военную тайну. Саня махнул рукой и, направляясь во чрево бани, резонно заметил:

- Да не надо пожарных. Пока приедут – или всё сгорит, или уже сами потушим.
Мне вновь пришлось объясняться с девушкой и давать «отбой тревоге».

***
К тому времени, как вечер густой синевой опустился на землю, источники огня и дыма были локализованы, без помощи пожарных и с минимальным ущербом. Все мы, герои дня, стояли у спасенной бани, когда вдруг из темноты помещений на крыльцо вышла кошка (все это время находившаяся в бане!), оглядела нас сонным взглядом, села на порог и стала усердно умываться. Ну, хоть кому-то в этот день удалось помыться!

Asya

http://www.kleo.ru/club/asya-suvorova/ar4817.shtml Источник

Дачная баня

Я разомлела в тепле и задремала вполглаза. Горячая доска перестала жечь спину. Не хотелось даже потягиваться. В ногах на полке стоял чайник; вода в нем исходила паром. Лень было сесть и удовлетворить любопытство - кипит или нет?
В парную без стука вошел Саша с обмотанным простыней торсом, с двумя вениками в одной руке и с кружкой в другой.
- Ойк! - вякнула я и резво перевернулась на живот. Горячий воздух от быстрого движения обжег колени. Я осторожно поправила войлочную шапку и стала украдкой наблюдать за Сашей из-за плеча, из-под полусомкнутых ресниц. Парень оказался хорошо сложенным, в теле, с курчавыми волосами на груди и животе. Мои губы бессовестно растянулись в улыбке, и я спрятала лицо.
- Ну, как? А, Иринка? - поинтересовался Саша.
- Бить будешь? - лукаво спросила я, приподняв голову.
- А ты как думала?
Саша надел грубо пошитые варежки, налил из кружки квасу в ковш с водой и плеснул в отверстие наверху печи. Прозрачный пар с резким шумом рванулся вверх и в стороны, обдал меня жаркой волной. Маленькую парную заполнил дразнящий запах хлеба. Саша легонько похлопывал меня двумя вениками, помахивал ими, гоняя вокруг меня горячий хлебный дух. Безобидные похлопывания становились крепче и настойчивее, воздух обжигал ноздри, дышать стало тяжело. Я запросила пощады.
- Лежи, - приказал мой мучитель.
- Я... Ох... Ох...
Я стонала, не в силах произнести ни слова. Хозяин снова поддал пару.
- Переворачивайся, - сказал он.
- У!
- Переворачивайся, кому сказал!
Это был приказ. Я послушно перевернулась на спину и прикрыла соски ладонями, не потому, что стеснялась - мне уже было безразлично - а потому что их невыносимо жгло. Я задыхалась, воздуха не хватало. Легкие сокращались почти вхолостую.
- Ох...
В голове панически металась только одна мысль: 'Умру... Умру...' Саша негромко смеялся и продолжал беспощадно стегать меня вениками. Происходящее казалось мне ненастоящим, стены парной - мультяшными, нарисованными. Я уже ничего не соображала, когда Саша отложил веники, крепко взял меня за предплечья, поднял с полки и поставил на ноги. Мельком я увидела кипящую в чайнике воду. Парень, все так же поддерживая меня за предплечье, вывел из бани - в чем была, нагишом - и запихал меня в ванну с родниковой водой, которая лилась туда из природного источника. Вода чистая, студеная, с голубинкой, сладковатая на вкус. Холода я не почувствовала.
Из ванны я выбралась самостоятельно, Саша деликатно вернулся в баню. В предбаннике кое-как набросила на себя простыню и в полном бессилии рухнула на скамейку. Вытянулась на ней, насколько позволяла длина. Спасибо, жива осталась... Только сейчас обнаружила, что на мне так и красуется банная шапочка. Стянула ее, подсунула под голову. Тело затопила жаркая волна - последствие ледяной ванны. Казалось, я выдыхала огонь. Из парной доносились хлесткие удары веником - мой банщик взялся теперь за себя. Никакого сравнения с городской баней, с ее толчеёй, холодной раздевалкой и неприятным запахом в душной парилке.
Саша выскочил из парной, в два шага миновал моечную и пронесся мимо - бордовый, исходящий паром, с березовым листом на ягодице. С улицы донесся мощный всплеск и молодецкое уханье.
Вернулся, спрятав достоинство в горсти, по-пингвиньи ссутулившись. Задвинул зад за дверь моечной и позвал:
- Пошли, Ириш!
- Куда?
- Как куда? Мыться.
С распаренного лица капала вода, один глаз мигал, другой вращался. Я вдруг поняла, что стесняюсь наготы, и его, и своей. Удивилась - что это я, ни с того, ни с сего, стеснительной стала?
- Не...
- Ну, как хочешь. Пей квас и иди мойся, я отдохну пока.
Так мы и мылись - по очереди, запоздало стесняясь друг друга. Саша ходил в парилку еще. Баня настолько меня измотала, что я не знала, как выбраться из моечной, как одеться. Побрела в дачный домик, где и упала на кровать.
Ужин я приготовила заранее, перед баней, на летней кухне. Кухонька аккуратная, с нарисованным на всю стену пейзажем, с занавесками. В углу на табурете стояла гитара. Теперь мы с Сашей ужинали и рассказывали друг другу о себе. Познакомились мы два года назад. Точнее, только видели друг друга на судне, где Саша в то время был третьим помощником. Я принесла капитану таможенные декларации. Затем я видела его на корпоративном новогоднем вечере, он как раз списался на берег. Мы даже о чем-то побеседовали. И с тех пор стали здороваться, если видели друг друга в пароходстве или на улице.
Теперь он признался, что боялся подойти... Я удивилась:
- Почему?
- Ну, ты такая... Такая...
- Да ну тебя... в баню. Ты уже второй помощник, и такую ерунду говоришь, - рассмеялась я.
Саша - парень видный. На новогоднем вечере девчонки из соседнего отдела 'висели' на нем, как собаки на медведе.
- Чш! Не шуми, - шикнул он. - Потревожишь на ночь домового - он спать не даст, пугать будет.
- Да ну?
- Не веришь? Здесь домовой живет. Как братан приедет с друзьями отдыхать, нашумят, а потом всю ночь слушают, как домовой по даче ходит и всё роняет.
Я смеялась, не верила. А вот брат - это уже интересно.
- У меня тоже брат есть, младше на три года, - сообщила я.
- Мой тоже младше на три года, - обрадовался Саша. - А ты заметила, что у нас родинки на руках совпадают? Вот эти четыре штучки?
Родинки и впрямь совпадали, и это казалось важным.
- Знаешь, а ты мне всегда нравился. Улыбчивый такой, как солнце ясное.
'А еще добрый и по-мужски агрессивный', - мысленно добавила я.
Парень потянулся за гитарой, но я его остановила:
- Саша, я чуть живая после бани. Давай-ка я помою посуду и уже лягу. Завтра споешь мне.
Он засмеялся:
- Понравилась банька-то? Иди, ложись. Посуду сам помою. Успеешь еще...
Последнее замечание я пропустила мимо ушей и поплелась на второй этаж, где стоял старый-престарый диван, навечно разложенный. Дача мне нравилась. Поселок маленький, тихий, с аккуратными ветхими домиками, в основном двухэтажными. Стояла тишина, только за стенами посвистывала неугомонная птичка да с летней кухни доносилось приглушенное бряцанье посуды.
Саша пришел минут через двадцать. Торопливо разделся в темноте, забрался под одеяло. Я забилась в самый угол, отвернулась от него, испуганная и счастливая.
- Ты где? - сорванным голосом спросил Саша. Нашел меня, перехватил рукой поперек живота и потянул к себе.

...Я барахталась в густой паутине и никак не могла из нее выбраться. Я боюсь паутину до полусмерти, как же меня угораздило в нее залезть?! Задыхаясь от ужаса, я судорожно размахивала руками. Сзади подошел Саша и выдернул меня из тенёт. Крик ужаса вырвался из моего горла, я услышала его со стороны и не узнала собственный голос - ничего человеческого в крике не было. Села на кровати, тяжело дыша, вся в испарине, холодной и липкой. Саша проснулся, тоже сел, обнял меня.
- Сон, Саша... приснилось мне...
- Домовой, домовой, ты зачем ее напугал? Это моя жена... Не пугай больше.
Какая жена?
- Это домовой, не бойся, Ира. Он безобидный, пугает только.
Сейчас я готова была поверить во что угодно.
- Он больше пугать не будет?
- Не будет. Один раз, и все. Я же ему сказал...
- Никогда во сне не кричу. Я свои кошмары смотрю молча. В первый раз, честное слово!
- Всё, всё, не бойся. Спи.
Мы улеглись. Саша тут же уснул, а я лежала без сна, удивляясь, почему он назвал меня женой. Ухаживает за мной всего неделю. Несерьезно все это. Мне, конечно, пора было уже остепеняться, что-то решать со своей сумбурной, бестолковой жизнью. Я наслаждалась личной свободой и пользовалась ею, как мне заблагорассудится. Жизнь в гражданском браке мне не понравилась. В глубине души я хотела замуж - 'по-настоящему', потому как 'неофициальный' брак я ни на грош не ценила. С сожителем рассталась, потосковала и забыла. Исполнять обязанности супруги больше не хотелось. Кухня, посуда, уборка вгоняли меня в тоску. Какая из меня жена? Выйду замуж за Сашу - придется не просто готовить, а готовить вкусно, посуды будет в два раза больше, уборки тоже. Придется стирать его носки и гладить рубашки, приноравливаться к его предпочтениям, недостаткам и многое терпеть. Еще не знаю, что именно. А еще он вчера сказал, что хочет двоих детей. Это ужасно. От мысли, что несколько лет я не буду принадлежать самой себе, каждая клеточка моего тела запротестовала. Нет, не хочется.
Я прислушалась - не бродит ли по даче домовой? Стояла такая тишина, что шумело в ушах. Я приткнулась к горячей Сашиной спине, еще непривычной, и заснула.
Сахалинская июньская ночь выстудила воздух, утро накрыло дачный поселок туманом. Я проснулась рано. Лежала, притихнув под Сашиным боком, слушала птичий щебет и чириканье. Улыбалась. Ни о чем не хотелось думать. Распаренные в бане косточки и мышцы до сих пор томились в неге.
Проснулся Саша. Еще глаза не открыл, полез целоваться - Ира, Иришка... Подмял меня под себя. На лице - радостная улыбка. Самое сладостное соитие любви - утреннее, когда тело проснулось только наполовину, слепая страсть за ночь немного притушена, зато не спит зрячая нежность.

Дачная баня (окончание)

Утомившись, Саша с неохотой выпустил меня и поднялся:
- Печку надо топить.
Я откинула одеяло с намерением встать, вякнула от холода и юркнула обратно.
- Не май месяц, - пошутил хозяин, быстро оделся и с грохотом спустился на первый этаж. Я лежала в тепле, слушала, как он кочегарит печку. Рядом бродили мысли, толковые и не очень, я лениво отгоняла их прочь.
Когда в домике потеплело, я оделась и отправилась умываться. Вышла на порог, постояла. Туман окутал березки и елочки вокруг дачи, прикрыл массивный стол со скамьями и длинные грядки. Серый дым из трубы перемешивался с белесым туманом. Рядом с крыльцом росли ландыши, чуть подальше - громадный ковер незабудок. 'Вот выйду за него замуж - буду пахать на этих грядках', - подумала я, испортила себе настроение, поежилась от сырого холода и пошла в баню. Там было тепло и сухо, и я с удовольствием умылась. Расчесаться не удалось. Волосы от родниковой воды стали мягкими, пушистыми и слушаться не желали. 'Чего ради я решила, что он собирается на мне жениться? - думала я. - Мы же не в сказке. Успокоил меня ночью, чтобы я не боялась, только и всего. Да и замуж надо по любви идти. А сердце молчит'. Удовлетворившись этой мыслью и расстроившись окончательно, я побрела на летнюю кухню готовить завтрак.
Печка уже топилась и там. Я затеяла гренки. Пришел Саша, собственнически ухватил меня за бока, так, что я пискнула, уселся на рассохшийся табурет.
- Что приснилось-то?
- А, - отмахнулась я. - Паутина. Будто я в ней бултыхаюсь, а ты меня вытащил. Боюсь ее так, что аж ноги отнимаются.
- Нашла чего бояться. Я вот - смеяться будешь - гусей боюсь. В детстве на меня в деревне гусь напал, страх так и остался.
- А что это ты меня женой назвал? - не утерпела я.
- Так ты же здесь надолго!
- Почему?
- Домовой только своих пугает. Мы, когда дачу купили, все поначалу страшные сны смотрели. Орали по очереди. Потом перестали. Сколько гостей у нас ночевало - никому ничего не снилось. Так что, Ир... - Саша развел руками и засмеялся. - Думай, что хочешь. Когда мне за тобой ухаживать? Через неделю - в море. Дождешься?
'Нет, Саша, это ты думай, что хочешь. Ошибся твой домовой. Да и на кой далась тебе гулящая девка? Мало того, что гулящая, так еще жадюга, выпивоха и показушница'.
- Я ужасная, Саша, ты просто не знаешь.
- Славная, добрая! И готовишь вкусно.
Саша напился чаю с гренками и забренчал на гитаре.

'Ну что тебе сказать про Сахалин?
На острове нормальная погода.
Прибой мою тельняшку просолил,
И я живу у самого восхода...'*

Я остро ощущала тоненькую, призрачную нить, протянувшуюся между нами еще неделю назад, и опасалась шевельнуться, чтобы не порвать ее неосторожным движением, вздохом. А Саша пел, глядя на меня влюбленными глазами - бархат и масло, и его сильный, свободный голос отрывал меня от земли...

Спустя год, в мае или июне, я с домовым поговорила. Думала, разговариваю с Андрейкой, восьмилетним Сашиным кузеном. В домике на втором этаже перегорела лампочка. Вечером я в полумраке разбирала белье, кому что стелить, и болтала с Андрейкой, который поднялся вслед за мной. Вернее, я говорила, а он не отвечал, только хитренько улыбался и бесшумно расхаживал туда-сюда. Как потом оказалось, кузен все это время общался внизу со своей теткой, моей свекровью.
А ведь неспроста рожица у домового была такая хитрющая - ведь он оказался прав.
Ну, а баня... Никуда она не делась и сладости своей не растеряла. Одна из радостей нелегкой супружеской жизни.

2010 год.

*Слова Михаила Танича.

http://zhurnal.lib.ru/b/bezbah_l_s/dachabanja.shtml Источник

Хозяин бани и огорода

Хозяин бани и огорода
В субботу, под вечерок, на скамейке перед домом сидели два мужика, два соседа, ждали баню. Один к другому пришел помыться, потому что свою баню ремонтировал. Курили. Было тепло, тихо. По деревне топились бани: пахло горьковатым банным дымком.
- Кизяки нынче не думаешь топтать? - спросил тот, который пришел помыться, помоложе, сухой, скуластый, смуглый.
- На кой они мне...- лениво, не сразу ответил тот, который постарше. Он смотрел в улицу, но ничего там не высматривал, а как будто о чем-то думал, может, вспоминал.
- А я не знаю, что делать. Топтать, что ли...
- Наплавь из острова да топи.
- Не знаю, что делать... Может, правда, наплавить.
- Конечно,
- Ты будешь плавить?
- Я, может, угля куплю. Посмотрю.
- Наверно, наплавлю. Неохота этими кизяками заниматься.
Тот, что постарше, спокойный, грузный, бросил под ногу окурок, затоптал. Посмотрел задумчиво в землю и поднял голову...
- Хошь расскажу, как меня хоронить будут? - Чуть сощурил глаза в усмешке.
- О! - удивился сухой, смуглый.- Ты что?
- Хошь?
- А чего ты... помирать-то собрался?
- Да не собрался. Я туда не тороплюсь. Но я в точности знаю, как меня хоронить будут. Рассказать?
- Во, елки зеленые! Мысли у тебя. Чего ты? - еще спросил тот, помоложе.
- Значит, будет так: помер. Ну, обмыли - то-се, лежу в горнице, руки вот так...- Рассказчик показал, как будут руки. Он говорил спокойно, в маленьких умных глазах его мерцала веселинка.- Жена плачет, детишки тоже... Люди стоят. Ты, например, стоишь и думаешь: "Интересно, позовут на поминки или нет?"
- Ну, слушай! - обиделся смуглый.- Чего уж так?
- Я в шутку,- сказал рассказчик. И продолжал опять серьезно: - Ты будешь стоять и думать: "Чего это Колька загнулся? Когда-нибудь и я тоже так..."
- Так все думают.
- Жена будет причитать: "Да родимый ты наш, да на кого же ты нас оставил?! Да ненаглядный ты наш, да сокол ты наш ясный". Сроду таких слов не говорят, а как помрет человек, так начинают: "сокол", "голубь".,, Почему так?
- Ну, напоследок-то не жалко. А еще приговаривают: "ноженьки", "рученьки", "головушка". "Ох, да отходил ты своими ноженьками по этой горенке". А у кого есть сорок пятый размер - тоже ноженьки!
- Это потому, что в этот момент жалко. Кого жалеют, тот кажется маленьким.
- Ну а дальше?
- Дальше понесли хоронить. Оркестр в городе наняли за шестьдесят рублей. Тут, значит, скинутся: тридцать рублей сама заплатит, тридцать - с моих выжмет, А на кой он мне черт нужен, оркестр? Я же его все равно не слышу.
- Друг перед другом выхваляются. Одни схоронили с оркестром, другие, глядя на них, тоже. Лучше бы эти деньги на поминки пустить...
- Во, я и говорю: кто про что, а ты про поминки.- Рассказчик засмеялся негромко. Молодой не засмеялся.
- Но когда сядут и хорошо помянут - поговорят про покойного, повспоминают - это же дороже, чем один раз пройдут поиграют. Ну и что поиграли? Ты же сам говоришь: "На кой он мне?"
- Тут дело не в покойнике, а в живых. Им же тоже надо показать, что они... уважали покойного, ценили. Значит, им никаких денег не жалко...
- Не жалко! Что, у твоей жены шестидесяти рублей не найдется?
- Найдется. Ну и что?
- Чего же она будет с твоей родни тридцать рублей выжимать на оркестр? Заплати сама, и все, раз уважаешь. Чего тут скидываться-то?
- Я же не скажу ей из гроба: "Заплати сама!"
- Из гроба... Они при живых-то что хотят, то и делают. Власть дали! Моей девчонке надо глаза закапывать, глаза что-то разболелись... Ну, та плачет, конечно, когда ей капают,- больно. А моя дура орет на нее. Я осадил разок, она на меня, А у меня вся душа переворачивается, когда девчонка плачет, я не могу.
- Но капать-то надо.
- Да капать-то капай, зачем ругаться-то на нее? Ей и так больно, а эта орет стоит "не плачь!". Как же не плакать?
- Да...- Николаю, рассказчику, охота дальше рассказывать, как его будут хоронить.- Ну, слушай. Принесли на могилки, ямка уже готова...
- Ямку-то я копать буду. Я всем копаю.
- Наверно...
- Я Стародубову Ефиму копал... Да не просто одну могилку, а сбоку еще для старухи его подкапывал. А они меня даже на поминки не позвали. Главное, я же сам напросился копать-то: я любил старика. И не позвали. Понял?
- Ну, они издалека приехали, сын-то с дочерью, чего они тут знают: кто копал, кто не копал...
- Те не знали, а что, некому подсказать было? Старуха знала... Нет, это уж такие люди. Два рубля суют мне... Хотел матом послать, но, думаю, горе у людей...
- А кто совал-то?
- Племянница какая-то Ефимова. Тоже где-то в городе живет. Ну, распоряжалась тут похоронами. Подавись ты, думаю, своими двумя рублями, я лучше сам возьму пойду красненькой бутылку да помяну один. Я уважал старика...
- Так, а чего ты? Взял эти два рубля да пошел купил себе...
- Да я же не за деньги копал! Я говорю: уважал старика, мы вместе один раз тонули. Я пас колхозных коров, а он своих двух телков пригнал. И надумали мы их в Сухой остров перегнать - там трава большая в кустах и не жарко. Погнали, а его телка-то сшибло водой. Он за телком, да сам хлебнул. Я кой старика-то вытаскивал, телка нашего на дресву оттащило. Из старика вода полилась, очухался, он и маячит мне: телка, мол, спасай, я ничего...
- Спасли? Телка-то.
- Спасли. Хороший был старик. Добрый. Мне жалко его.
- Я его мало знал. Знал, но так... Он долго хворал?
- Нет. У него сперва отнялись ноги... Его в больницу. А он застеснялся, что там надо нянечку каждый раз просить... Заталдычил; "Везите домой, дома помру". Интеллигент нашелся - няньку стыдно просить. Она за это деньги получает, оклад.
- Ну, каждый раз убирать за имя - это тоже...
- А как же теперь? Он и так уж старался поменьше исть, молоком больше... Но ведь все же живой пока человек. Как же теперь?
- Оно, конечно.
- Может, полежал бы в больнице, пожил бы еще...
- Его без оркестра хоронили?
- Какой оркестр! Жадные все, как... Сын-то инженером работает, мог бы... Ну, копейка на учете.
- Да старику-то, если разобраться, на кой он, оркестр-то? - сказал рассказчик, хозяин бани.
- А тебе?
- Чего?
- Тебе нужен?
- И мне не нужен.
- Никому не нужен, но все же хоронют с оркестром. Не покойник же его заказывает, живые, сам говоришь. Любили бы отца, заказали бы. Жадные.
- Бережливые,- поправил хозяин бани.
Смуглый посмотрел на рассказчика... Понимающе кивнул головой.
- Вот и про себя скажи: я не жадный, а бережливый. А то - "не надо оркестра, я его все равно не слышу". Скажи уж: денег жалко. Чего рассусоливать-то? Я же вас знаю, что ты, что Кланька твоя - два сапога пара. Снегу зимой не выпросишь.
Рассказчик помолчал на это... Игранул скулами. Заговорил негромко, с напором:
- Легко тебе живется, Иван. Развалилась баня, ты недолго думая пошел к соседу мыться. Я бы сроду ни к кому не пошел, пока свою бы не починил... И ты же ходишь прославляешь людей по деревне: этот жадный, тот жадный, Какой же я жадный: ты пришел ко мне в баню, я тебе ни слова не говорю: иди мойся. И я же жадный! Привыкли люди на чужбинку жить...
Иван достал пачку "Памира". Закурил. Усмехнулся своим мыслям, покачал головой:
- Вот видишь, из тебя и полезло, Баню пожалел...
- Не баню пожалел, а... свою надо починить. Что же вы, так и будете по чужим баням ходить?
- Ты же знаешь, мне не на че пока тесу купить,
- Да у тебя сроду не на че! У тебя сроду денег нет. Как же у других-то есть? Потому что берегут ее, копейку-то. А у тебя чуть завелось лишка, ты их скорей торописся загнать куда-нибудь. Баян сыну купил!.. Хэх!
- А что тут плохого? Пускай играет.
- Видишь, ты хочешь перед людями выщелкнуться, а я, жадный, должен для тебя баню топить, На баян он нашел денег, а на тес - нету.
- Мда-а,,. Тьфу! Не нужна мне твоя баня, гори она синим огнем! Иван поднялся.- Я только хочу тебе сказать, куркуль: вырастут твои дети, они тебе спасибо не скажут, Я проживу в бедности, но своих детей выучу, выведу в люди... Понял?
"Куркуль" не пошевелился, только кивнул головой, как бы давая знать, что он понял, принял, так сказать, к сведению.
- Петька твой начал уж потихоньку выходить в люди. Сперва пока в огороды.
- Как это?
- Морковка у меня в огороде хорошая - ему глянется...
- Врешь ведь? - не поверил Иван.
- А спроси у него. Еще спроси: как ему та хворостина? Глянется, нет? И скажи: в другой раз не хворостину, а бич конский возьму...Сидящий снизу нехорошо, зло глянул на стоящего,- А то вы, я смотрю, добрые-то за чужой счет в основном. А чужая кобыла, знаешь, лягается. Так и передай своему баянисту,
Иван, изумленный силой взгляда, каким одарил его хозяин бани и огорода, некоторое время молчал.
- Да-а,- сказал он,- такой правда за две морковки изувечит.
- Свою надо иметь. Мои на баяне не усеют, зато в чужой огород не полезут.
- А ты сам в детстве не лазил?
- Нет. Меня отец на баяне не учил, а за воровство руки выламывал.
- Ну и зверье же!
- Зверье не зверье, а парнишке скажи: бич возьму. Так уделаю, что лежать будет. Жалуйтесь потом...
- Тьфу! - Иван повернулся и пошел домой. Изрядно отшагал уже, обернулся и сказал громко: - Вот тебе-то я ее не буду копать! И помянуть не приду...
Хозяин бани и огорода смотрел на соседа спокойными презрительными глазами. Видно, думал, как покрепче сказать: Сказал:
- Придешь. Там же выпить дадут... как же ты не придешь. Только позвали бы - придешь.
- Нет, не приду! - серьезно, с угрозой сказал Иван.
- А чего ты решил, что я помираю? Я еще тебя переживу. Переживу, Ваня, не горюй.
- Куркуль.
- Иди музыку слушай. Вальс "Почему деньги не ведутся".- Хозяин бани и огорода засмеялся. Бросил окурок, поднялся и пошел к себе в ограду.

http://www.epaltay.ru/index.p....emid=94 Источник